Юный маула, окончательно очнувшись, следовал по городу за офицером шурты, оценивая разрушения. День ожидался праздничный — последний день Ид-аль-Фитра, — но повсюду угрюмые мрачные люди отчищали двери домов от пыли и грязи, бродили по улицам, разглядывая неисчислимые следы разрухи. Местами лежал один песок в пядь толщиной, наметенный волнистыми дюнами к наветренным стенам; местами стояла одна вода, журчавшая по улицам в вечных поисках родственных потоков. Но в основном преобладало топкое сочетание того и другого, забрызгавшее дома, дворцы, минареты густой блевотиной, где смешались вино, имбирь, ржавчина и арбузный сок. Позднее утреннее солнце, высоко стоявшее в чистом небе, заливало руины эфирным розовым сиянием, в котором Зилл двигался с ужасом и ошеломлением.
— Говоришь, ритуальное убийство? — переспросил он офицера.
— Разве я так сказал? Остальные-то не евреи. Не знаю, кто такие, только не евреи.
— Какие остальные?..
— Да ты не слушал меня, что ли? Я сказал, еще пятеро-шестеро других убиты тем же способом.
— Пятеро-шестеро? — Зилла обуяла кошмарная мысль. Они случайно… не вместе были в таверне?
— Что?
— Аль-Джаллаба не вместе с другими нашли в таверне?
— Одного у канала. — Офицер помедлил, подозрительно хмурясь. — Почему ты думаешь, будто они были в таверне?
— Аль-Джаллаб должен был там кое с кем встретиться, вот и все. Наверно, задержался.
Офицер хмыкнул и продолжал по пути:
— Задержался, припертый к стене с перерезанным во всю ширь горлом.
Они вышли из Круглого города через Династические ворота. Смотровые площадки были усыпаны вырванными цветами, сломанными ветками, песчаными струями. Фантастический павильон Гаруна аль-Рашида из расшитого шелка унесло к стенам Круглого города, полотнища намотались на шесты, обвисли, как требуха морского чудовища. Зилл почувствовал острую жалость к халифу, разделяя его горе. Грязный, залитый водой, исхлестанный ветром Багдад мало напоминал фантазии Шехерезады.
Совершавшие обход стражники приветственно потрясли копьями.
— Пантера аль-Рашида удрала куда-то, — сообщил один офицеру.
— Белая зверюга?
— Она самая. Поглядывайте по сторонам, чтобы башку не откусила.
Управление шурты в аль-Хульде располагалось в здании, сложенном из обожженного кирпича на цементе и алебастре, с впечатляющим парадным портиком на медных колоннах. Офицеры с воспаленными глазами собирались в патрульные бригады, волокли мародеров и подстрекателей. Зилл прошел мимо хитрого нищего, который возмущенно доказывал, что стянул еду потому только, что два дня держал пост, питаясь одним воздухом. Буря, по его утверждению, несла его всю дорогу от Шиза.
— Сюда, — указал офицер, петляя по многолюдному вестибюлю к следственному кабинету, провонявшему захудалой плотью и ладаном. На полу лежали семь трупов: одни — обнаженные, другие — накрытые полотняными простынями, все с широким разрезом на горле в виде полумесяца. Зилл отметил присутствие среди офицеров, задумчиво глядевших на трупы, озабоченного ибн-Шаака, начальника шурты, с сыном которого, вдохновенным поэтом и юмористом, он познакомился на Сук-аль-Варракине.
— Да или нет? — обратился к нему офицер, указывая на почти полностью одетое тело высокого мужчины в поношенной джуббе и верхней одежде цвета индиго. — Тот самый еврей или нет? Зилл шагнул вперед, посмотрел сверху вниз на лицо, лишенное признаков жизни, скандальности, с ангельски сложенными губами, мирно закрытыми веками. Брови, которые при жизни вечно хмурились в нечестивых раздумьях, спокойно разгладились, безмятежный лоб как будто никогда не морщили грязные мысли. Длинная спутанная борода почти закрывала рану, вся одежда намокла от дождя и крови. Зилл не впервые видел мертвеца, даже жертву убийства, но редко до такой степени поражался преображению человека после смерти. При жизни этот человек внушал ему отвращение. После смерти он видел в нем только брата.
— Он самый, — мрачно кивнул юноша. — Батруни аль-Джаллаб.
— Слава Аллаху! — воскликнул офицер достаточно громко, чтобы привлечь внимание присутствующих. — Опознан…
Остальные быстро сгрудились вокруг.
— За что его убили? — спросил Зилл. — По какой причине?
— Слишком много задаешь вопросов, — предупредил офицер.
— Юноши от природы любопытны, — проворчал начальственный голос: ибн-Шаак воспользовался возможностью сделать выговор подчиненным. — Все в порядке, кажется, я этого малого знаю.