Наконец, поелику каждое мое слово было выслушано с жадностью, и каждые уста разсказывали об оном различно по своему уму, по способности своего разума или в надежде, //
(Л. 11)
чтобы отличится, о чем слух обо мне разсеяли повсюду, так что мне у отдаленных народов дали титул пророка.
Из кавказских жителей Оар-Хан и Ахмет-Бей[8] прислали ко мне поздравлять и желать мне всякого сщастия; то же самое делал и один лесгинский (нрзб.), и каждый из них желал слушать поучения закона. Мне приносили подарки деньгами, овцами, яйцами, быками, лошадьми, хлебом и плодами. Но не имея при умеренной своей жизни большой в том надобности, я немедленно раздавал все получаемое; и таким образом питал я бедных и последователей закона божия, которые со своей стороны наставляли народ, не знающий доныне ни повиновения, ни порядка, ни человечества. По прошествии некоторого времени Ахмет-Бей пожелал со мною свести знакомство. Ты для меня нужен, говорил он мне, я имею надобность в наставлении, каким //
(Л. 12)
бы образом наблюдать мне в полной силе закон для своего спасения. Я остался у него несколько дней, не говоря и не слыша ничего ни о войне, ни о войсках, ни о набегах, наконец, ни с чем, что бы можно было поставить в вину. Доволен будучи, что могу направить сему кающемуся путь ко спасению, я возвратился так, как и пришел, и, продолжая образ жизни бедного человека, я размышлял о блаженстве обоих миров, я проповедовал спасение моим братиям и каждому, желавшему внимать истине. В то время получил я посольство двух сыновей Миссоста Гедогшугле и Бекмирзая[9]. Гедогшугле, выслушав несколько нравственных уроков, ушел от меня на другой день, но Бекмирза остался пять или шесть дней до возвращения. С тех пор не слыхал и не видал я никого из Кабарды и никакого черкеса, да я никого из сего народа и не знаю, кроме двух сыновей Миссоста. Между тем, //
(Л. 13)
поелику беспокойное свойство и различные склонности чеченского народа не хотели повиноваться спасительному нравоучению, то некоторые начальники предложили напасть на ингужской народ, несносный для нас, потому что не имеют ни законов, ни веры, ни исповедания. Со стороны народа сделано мне было внушение следовать за войсками. Чем более я старался удалиться от такового предложения, тем более принуждали меня к послушанию, но как наш народ в каждое мгновение переменяет свои мысли, то оный был внезапно расположен неким Гатши к тому, чтобы вместо нападения на ингушев итти прямо к городу Кизляру, не имеющему ныне никакого гарнизона и довольно богатому, чтобы приманить нашу хищность. Я всеми силами противился сему совету, приводя все возможные причины, даже следствия //
(Л. 14)
неминуемо опасныя таковаго предположения; но я проповедовал ушам глухим, никто не хотел верить мне, ни страшному порядку Россиян, ниже их силе. Сие засвидетельствуют Чапалов, Нурмирза-Гаджи, Ескир-Гаджи, Эмер-Хан, которые так как и я, хотели лучше итти противу ингушев, нежели в Кизляр. Но все сие убеждение было тщетно, мы принуждены были последовать стремлению и быть свидетелями неизбежной гибели, в которую неистовый жар ввергнул в тот день столь многих, хотя и храбрых, но нещастных людей, как они того и заслуживали. Я никогда не был столь далеко со своими товарищами, как тогда; я никогда не видел Кизляра и его окрестных мест; я ни с кем не имел переписки, но старался токмо всеми силами уговаривать свой народ, чтобы оный оставил воровское ремесло и не //
(Л. 15)
начинал непристойной войны с соседями, а еще менее — с Россиянами. По разбитии нас предложил мне Ахмет-Бек отправиться в Анапу, куда недавно прибыл Батал-Паша, желавший со мною познакомиться, Я согласился и меня тайным образом отвели до Лау-Кабака в Абассе[10], оттуда двадцать человек проводили меня в Анапу. Батал-Паша принял меня совершенно хорошо, просил несколько вспомогательных войск от моего народа и, наконец, отправил меня для доставления ему оных. Я возвратился, объявил желание Паши, но не подкрепя оного своими убеждениями, никто не согласился туда отправиться и Паша известился об отказе чрез письмо, к нему посланное.
Несмотря на то, Паша Батал хотел меня иметь при себе, он хотя меня пригласил и я повиновался; но едва прибыл я в Абассу, как уведомился в его нещастии.
Во время проезда моего из Алти-Кабака до Анапы, я старался от всех быть скрыто, и я был //