Лёгкая, едва слышимая перебранка бойцов. Шорох гальки под ногами начальников служб, переходящих от группы к группе. Приглушённый кашель уже несколько дней лежавшего в жару командира отряда, всё же нашедшего в себе силы выйти на строевой смотр убывающих на боевое задание групп. Рёв двигателей выбирающейся из автопарка техники. И огромная, нескончаемая стая журавлей, тянущаяся по подёрнутому тучами небу. Далёкое «курлы» улетающих птиц, не заглушаемое даже шорохом перестанавливаемых рюкзаков. Птиц было так много и они уже летели так долго, что на них уже практически не обращали внимания, только Ефимов почему-то нет-нет, да и поглядывал на плывущую в вышине стаю. Может, именно глядя на такую огромную журавлиную стаю, у Рамсула Гамзатова и возникли строки: «Летит, летит по небу клин усталый…» — подумав об этом, Сергей стряхнул с себя наваждение и уже ни на что не отвлекаясь, стал дожидаться окончания смотра. В группе старшего лейтенанта Станислава Крушинина возникли какие-то проблемы с радиостанцией, и теперь командир роты связи, матерясь на беспечность радистов, самостоятельно устранял неисправность. Судя по всему, что-то случилось с гарнитурой, потому что со стороны палатки связистов уже вприпрыжку нёсся дневальный, таща в руках ей замену.
Да, похоже, загвоздка была именно в гарнитуре. Старший радист Крушинина Апраксин стоял красный, как рак, а ротный связи продолжал материться. Он вообще, судя по всему, едва сдерживался, чтобы не врезать недобросовестному подчинённому промеж глаз. Наконец, связь была установлена…
— На погрузку! — комбат вяло махнул рукой, и разведчики, подхватив рюкзаки, направились к ожидающим их машинам.
— В…тридцать первый, — скомандовал Ефимов, назвав определённый под группу «Урал». Прищепа кивнул и продолжил движение. Сразу за воротами группа выстроилась в одну шеренгу, зарядила оружие и, поставив его на предохранитель, начала погрузку.
Старшины Косыгина с группой не было. Умаявшись с подготовкой к выходу, он с устатку хряпнул сто грамм и… и не смог остановиться…
Подготовкой к встрече русского спецназа руководил Ибрагим, как старший из братьев, а Идрис, как младший, большей частью пропадал в своей землянке или крутился возле западных репортёров, точнее, репортёрши. Келли Адамсон, как представилась сама госпожа репортёрша, оказалась не слишком красива, излишне худа, но для не избалованного женским вниманием Идриса она была, что перепел для вставшего в стойку сеттера. Только дай слабину, и тут же окажешься в зубах потерявшего терпение зверя. Когда Идрис смотрел на её виляющую при ходьбе попку, то с его языка разве что слюна не капала. А всё остальное — блеск глаз, покорное виляние хвостом, высунутый от нетерпения язык — пусть и не зримо, но присутствовали. И потому это не могло не остаться незамеченным.
Хогарт заметил первым.
— Смотри, Барбара, — и хотя обычно репортёры говорили на английском, сейчас Арчибальд перешёл на немецкий. И как оказалось, представившуюся как Келли, репортёршу зовут совершенно по-другому, — как этот дикарь на тебя смотрит. Смотри, Бэби, — телеоператор усмехнулся, — как бы тебе не переиграть со своей сексапильностью. Ты бы заканчивала вертеть задом и шла в палатку, а то неровен час… — он не договорил, остановленный ехидной улыбкой Барбары.
— Знаешь что, Роберт, — похоже, госпожа Адамсон тоже назвала настоящее имя телеоператора, отчего он дёрнулся, но промолчал. — А я бы не отказалась от объятий этого дикаря. Они наверняка лучше, чем изнеженные объятья нашего босса. Давно мечтала ощутить на себе настоящего самца, дикого зверя, неугомонного Маугли! — она усмехнулась.
— Смотри, не переусердствуй! — снова повторил своё предостережение телеоператор и, поняв, что его всё равно не послушают, обречённо махнул рукой. — Впрочем, делай, как хочешь.
— Вот именно, как хочешь! — Барбара улыбнулась, показав всему свету свои ослепительно белые искусственные зубы. — А я хочу. — Она высунула кончик язычка и провела им по своим бледным и чересчур тонким губам, потом потянулась и уже отрешённо заметила: — Тут так романтично!
На что Роберт лишь хмыкнул и, развернувшись, пошёл выбирать место для предстоящих ему съёмок. Самое удобное и вместе с тем безопасное. Уже отойдя метров на десять, он зло сплюнул. Хогарт искренне не понимал, зачем сюда попёрлась и эта потаскушка. Для того, чтобы отснять репортаж, хватило бы одного оператора и его помощника, а уже потом можно было смонтировать и реплики репортёра. Ведь перед отъездом его клятвенно заверили, что действо не растянется надолго, а в те несколько минут, что будет происходить уничтожение русского спецназа, места для репортёра, точнее, репортёрши, не было. К тому же разве кто решится в открытую показать присутствие своего репортёра в рядах чеченских повстанцев? Конечно же, нет, ведь в противном случае возможен международный скандал, а этого их агентство позволить себе не могло. Тогда зачем потребовалось присутствие в группе репортёра? Роберт задумался… Разве что…..разве что… одна мысль стала накладываться на другую… Разве что гибель в Чечне аккредитованной там телегруппы (а прибыли они на территорию Чеченской республики совершенно легально), среди которой была женщина, могла вызвать не меньший резонанс, чем сенсационные съёмки. Неужели агентство предполагает и такой исход? — от внезапно появившейся мысли по спине Роберта побежали нехорошие мурашки. Он остановился на полпути к намеченной цели и впервые по-настоящему задумался…