Старшина первой роты старший прапорщик Косыгин сидел на торчавшей из земли гильзе и одну за одной выкуривал, скорее, сжёвывал беспрерывно вытаскиваемые сигареты. Вот он достал последнюю, и смятая пачка отлетела в сторону. Пальцы курящего нервно подрагивали. Терзавший поутру хмель, словно рассыпавшись мелкой изморосью тумана, рассеялся. Мозг старшины теперь был кристально чист, и от того Василичу хотелось напиться ещё больше. По небу плыли тучи. Но он словно бы и не замечал низко плывущих облаков. Его взгляд был направлен на юго-восток, устремлён туда, где, казалось бы, тучи были ещё темней, ещё гуще. Их седые космы, сползая с небес, опускались вниз, заволакивая хребты и местами едва ли не касаясь их подножий. Где-то там, на юго-западе, вела бой попавшая в засаду группа. Группа, с которой по приказу командира отряда должен был находиться и он, старший прапорщик Косыгин. Но не оказался… Был с утра выпимши… немного, чуть-чуть, но этого комбату хватило, чтобы отменить собственное решение. И как теперь докажешь, что он не поленился, не испугался, а просто… просто захотел выпить?! Как объяснить это? Как?
И теперь пацаны, девятнадцатилетние пацаны гибли и умирали там, в горах, а он… а он сидел здесь и курил одну сигарету за другой. Самым простым для него было бы пойти, найти бутылку водки и без закуски… из горла… чтобы наверняка… что бы забыться… Но именно этого он делать и не собирался…
«Лучше бы я с ними, там… лежал с пробитой башкой… лучше бы я… а кто-нибудь остался жив. Чтобы я ещё когда, чтобы я… Боже, сделай, чтобы они выжили! Сделай так! Я клянусь… Боже, если не в твоих силах сделать так, чтобы выжили все, то пусть выживет хоть половина… Хоть кто-нибудь! Я клянусь, боже, никогда, никогда… ни грамма… Боже, смилуйся!» — атеист, пьяница, похабник и сквернослов — старший прапорщик Косыгин Пётр Васильевич непривычно, неумело осенял себя крестом, а на его усы падали и мутными дорожками стекали вниз неудержимо рвущиеся из глаз слёзы.
— Третий, возьми вправо, поднимись вверх! — Игорь отдавал команды, продолжая продвигаться вперёд.
— Понял, иду! — ещё более короткий ответ.
— Попробуй добраться до Ефимова! — уточнение задачи, и автомат Гуревича полыхнул выстрелами. В глубине кустарника мелькнула и исчезла чья-то тень.
— Понял! — ответ и вновь круговерть развернувшегося вокруг боя. Игорь перекатом ушёл в сторону, а в том месте, где он только что стоял, зацокали выпущенные с близкого расстояния пули. Стрелявший по нему Ваха зло заскрежетал зубами и, продолжая стрелять, попятился, отступая. Микрофон лежавшего в нагрудном кармане «Кенвуда» разрывался голосом Ибрагима Келоева, но Вахе было не до него. Оставшиеся в живых боевики спешно откатывались назад, вниз, в сторону базы. Вот затвор Вахиного автомата клацнул в последний раз и остановился, в магазине кончились патроны, достать из разгрузки новый рожок и заменить использованный времени уже не хватало — из-за ближайшего дерева на Ваху глядел чёрный ствол автомата.
— А-аллах Акбар! — вскричал боевик и дёрнул рукой в попытке вытащить из разгрузки гранату, но не успел — пуля, казалось, специально метилась в его зрачок. Веко высоко вздёрнулось и тут же стало опускаться вниз, а из пробитого зрачка начала вытекать белесая, с чёрными вкраплениями жидкость, затем появилась кровь, веки захлопнулись окончательно и Ваха перестал существовать.
На всякий случай, полоснув короткой очередью по заваливающемуся телу, Гуревич, не останавливаясь, побежал дальше.
— Командир, мы у наших! — Игорь узнал голос «Второго».
— Хорошо, потом доложишь! — отвлекаться на имеющуюся у «Второго» информацию Игорь не собирался. — «Четвёртый», — продолжая движение, Гуревич начал вызывать Фёдора — старшего тылового дозора.
— На приёме, — отозвались тот.
— Наблюдай за базой, возможно появление отходящих чехов, как понял? Приём.
— Уже, — ответил Фёдор, но Гуревич так и не понял, что уже: уже наблюдают, или уже появились отступающие? Но переспрашивать не стал. Большой разницы не было.
— «Третий», подтянись; «Второй», аккуратно к нам, работаем! — спокойно продолжал командовать Игорь, и всё это несмотря на свистопляску пуль и осколков, проносящихся мимо и ложащихся совсем рядом.
Неподалёку упал и разорвался ВОГ — словно брошенные порывом ветра градины — осколки рассыпались по листьям деревьев и кустарников. Один небольшой осколок, полетев в сторону Гуревича, ударил в грудь, в материал разгрузки, пробил её, но не сумел осилить плотной материи «горки».