Однако каждое сословие полезно только «на своем месте», в рамках отведенной ему функции, а функции эти не взаимозаменяемы, а «взаимодополняемы». «Горшечник и штукатур, знающие только свое ремесло, мало что сделают при отправлении правосудия. Пахарь или возчик вряд ли смогут ответить, почему ткач и валяльщик непригодны в качестве военачальников или для должности любого другого управляющего» 19.
Нет сомнения, что все аспекты рассмотренного стереотипа были хорошо знакомы Шекспиру. Если в «Кориолане» (I, 1) мы находим почти точную аналогию концепции Старки, то в пьесе «Генрих V» архиепископ излагает более «оригинальную» версию той же концепции:
Недаром в государстве
Труды сограждан разделило небо,
Усилья всех в движенье привело,
Конечной целью смертным указав
Повиновенье. Так трудятся пчелы,
Создания, что людную страну
Порядку мудрому природы учат.
У них король и разные чины:
Одни, как власти, управляют ульем,
Ведут торговлю вне его другие,
А третьи с острым жалом, как солдаты,
В набегах грабят пышные цветы
И весело летят с добычею
В палату властелина своего;
А он, сосредоточен, величав,
Следит, как рой строителей поющих
Возводит дружно своды золотые.
Заготовляют горожане мед,
И бедные носильщики толпятся
С тяжелой ношей в тесных воротах;
Так вещи однородные в основе
Свершаться могут разными путями…
Как много рек в одно впадает море,
Как в центре диска многих линий встреча…
«Генрих V», I, 2
В этой аллегории происхождение сословного строя объясняется промыслом божьим, его суть — разделение необходимых для блага целого функций между отдельными членами общества, его принцип — взаимная полезность и взаимное служение, его результат — «общее благо», полная удовлетворенность сословий своим положением, особенности эта удовлетворенность подчеркивается у сословий, которым «небом» предписаны трудовые функции: ведь поют не «властелин улья» и «управляющие», а пчелы-строители. Наконец, сословное деление — универсальный способ объединить разрозненное «множество в согласное целое». Однако, помимо традиционных элементов, в этой версии «справедливого» общественного строя обращает на себя внимание следующее: сословный строй общества — «звено» от века существующего «вселенского порядка» — находит полное соответствие в природе и в качестве такого оказывается единственно возможным и разумным.
Проповедь социального повиновения в господствовавшей в тюдоровской Англии «концепции» — едва ли не важнейшая цель общественно-политических трактатов и рассуждений, церковных проповедей и увещаний. Как уже подчеркивалось, в изложении натурфилософской концепции «цепи бытия» всегда имелся скрытый идеологический умысел. Однако он становится явным, когда авторы переходят к тому звену «цепи», в котором воплощается человеческое общество.
В «Проповеди о послушании» (1547) идея мирового порядка используется как орудие идеологического подавления растущего недовольства в народных низах. С этой целью монархический образ правления, иерархичность, сословность возводятся к «началу времен», ко всеблагой мудрости божественного творения. «Всемогущий бог» создал и распределил все вещи в небе, на земле и в воде в наиболее совершенном и превосходном порядке,
И после описания этого «порядка» среди ангелов и небесных светил, животных, рыб и растений составитель проповеди переходит к обществу. Каждый ранг согласно своему призванию и своей должности исполняет предписанные ему обязанности. Некоторые находятся на высокой ступени, другие — на низкой, некоторые являются королями и правителями, другие подчиненными и подданными. Священники и миряне, хозяева и слуги, отцы и дети, мужья и жены, богатые и бедные, и каждый нуждается в другом. Так что во всех вещах должно возносить хвалу божественному порядку, без которого ни дом, ни город, ни государство не могли бы существовать.
Стоит где-нибудь, в одном из звеньев цепи нарушиться порядку, как немедленно, подобно эху, дисгармония распространяется по всей Вселенной.
Включение общественного строя в космический порядок, доказательство полного соответствия человеческого обихода «божественному» плану во всех других надлунных и подлунных сферах отнюдь не были ни проявлением инерции схоластики, ни данью универсализму средневекового мировидения — в новых условиях они служили целенаправленной попыткой идеологического оправдания существующего в обществе порядка вещей.
О том, что именно так и обстояло дело, о том, сколь грозным было зревшее в стране недовольство, свидетельствует следующее место в анализируемой проповеди: «Ибо, где нет надлежащего порядка, там господствует всеобщее злоупотребление, животное начало, гнусность, грех и вавилонское столпотворение. Уничтожьте королей, принцев, правителей, магистратов, судей и им подобные чины божественного порядка, и никто не сможет появиться на большой дороге и не быть ограбленным, ни один человек не сможет мирно спать в своем доме и своей кровати и не быть убитым. Никто не сбережет в спокойствии своей жены и детей и владений, все вещи станут общими, вслед за чем необходимо последуют всякое зло, полное уничтожение души и тела, всех благ и государства» 20.
Близко к этой проповеди в идейном плане увещание, которое мы находим у знаменитого англиканского теолога Ричарда Хукера. «Возможно ли, чтоб человек, будучи не только благороднейшим из творений в мире, но даже во Вселенной, в себе, нарушив закон своей природы, не приносил ущерба… Ибо мы видим, что весь мир и каждая часть его так созданы, что до тех пор, пока каждая выполняет ту функцию, которая для нее естественна, она этим сохраняет и других и себя» 21. В то же время, если; какая-либо великая часть — Солнце или Луна, или одно из «небес», или элемент — перестанет выполнять свою функцию, то разрушит мироздание.
И как вывод: гармония в обществе заключается в том, чтобы стоящий на низшей ступени сословной лестницы; добровольно подчинялся стоящему на высшей.
Но если такие писатели XVI в., как Дадли, Элиот, Чик, и авторы церковных увещаний излагали доктрину порядка явно односторонне, подчеркивая катастрофичность для общего блага «непослушания», исходящего от народных низов, то в пьесах Шекспира та же доктрина получила несравненно более многостороннее освещение. В ней свет и тень перераспределены таким образом, что в равной степени гибельным для государства оказываются нарушения порядка не только со стороны «общин», но и на любой из ступеней сословной иерархии. На самой ее вершине — на королевском престоле — последствия нарушений порядка показаны на примере королей Ричарда II и Ричарда III. К чему приводят нарушения в среде знати, можно увидеть в трех частях пьесы «Генрих VI». Роковые последствия господствующих на этой ступени честолюбия и властолюбия, зависти и интриг, равнодушия к страданиям народа и готовности к развязыванию гражданских усобиц — это в шекспировских хрониках не только мятежи знати (пророчества Карлейля в драме «Ричард II»), но и следующие за ними ужасы войны Роз (в «Генрихе VI»). Наконец, о «бессмысленности» народных мятежей должны были свидетельствовать сцены восстания Джека Кэда («Генрих VI», ч. II).
Как же преломляется тема «порядка» в освещении Шекспиром политики и этики знати? Знать при Тюдорах оставалась, разумеется, феодальной знатью. Но в эпоху Шекспира ей пришлось отказаться от прежних притязаний, она теперь удовлетворяла свое честолюбие в придворных интригах под сенью королевского суверенитета. Ее представители вместе с прежним престижем баронов королевства постепенно растеряли и представления о дворянской доблести и чести. Они теперь погрузились в «счетные книги», стремясь к увеличению любыми путями родовых доходов, не гнушаясь при этом любыми способами, заимствованными у буржуа, которых по-прежнему глубоко презирали. Вероломная, плетущая интриги, заискивающая, грозящая, политиканствующая — такой была эта знать, одна из опор тюдоровского трона.