Исходя из этого взгляда на окружающий мир, Шекспир сообразно ему строит мир своих драм. Тут причина того, что он охотно вплетает в трагическое действие комические образы и мотивы, и что наоборот комическим действиям он обыкновенно создает серьезную подкладку, или же сквозь громкие проявления непринужденной веселости дает прорываться звукам серьезным и величественным. Этим обусловливается, что его характеры, как и в действительной жизни, не просты, но очень сложны, представляют смесь доброго и злого, силы и слабости. Между великими трагическими фигурами Шекспира нет ни одного из немудреных типов античного или даже классического французского театра; но и комические лица его обыкновенно богаче и наделены более индивидуальными чертами, чем те, которые созданы гением Мольера.
Если во всем этом обнаруживается высокий реализм, то с ним тесно связан характеризующий искусство Шекспира идеализм. И к идеальному мировоззрению поэта присоединяется решительно оптимистическая струя – струя, которая, выступая то сильнее, то слабее, а по временам и совершенно исчезая, в конце концов оказывается неразрушимою. Шекспир верит в прекрасное и доброе, верит, что оно находит себе осуществление в человеческих душах, верит в цену этого мира и этой жизни. Он сохранил в себе, хотя и не без тяжелой борьбы и не непоколебимою, веру в то, что доброе одержит некогда победу в ходе мировых судеб. Этот оптимизм не отсутствует и в исторических хрониках Шекспира и даже в его трагедиях, но главным образом живет он в его комедиях. Комедии – как бы часы отдохновения, которые поэт отводит для оптимистических, проникнутых блаженною верою движений своей души. Тут он часто имеет дело с такими человеческими конфликтами, такими человеческими заблуждениями, которые при известных обстоятельствах могли бы иметь самые пагубные, самые роковые последствия, но, благодаря счастливому сцеплению вещей, получают благоприятную развязку. Этот счастливый исход не всегда есть логическое следствие поступков действующих лиц; герои в комедиях Шекспира счастливы больше, чем они того заслуживают, счастливы даже без их содействия – и где же на сцене, где в мире не бывает этого! Тут, стало быть, дело случайности; но разве поэт может не идти дальше простой случайности? Где поэт не видит, там он, по крайней мере, слышит чутьем. Посмотрим, как справляется Шекспир с случайностью в одной из своих ранних пьес – в «Комедии Ошибок».
Основной мотив этой комедии он заимствовал из комедии Плавта «Близнецы».
В римской пьесе драматический интерес, как известно, сосредоточивается на последствиях поразительного сходства в росте, чертах лица и одинаковости имен между главными действующими лицами – двумя близнецами, которых в раннем действии разлучила странная судьба и из которых один, ища другого по всему свету, нечаянно приезжает в город, где тот живет, и тут смешивают его с отыскиваемым братом сограждане и ближайшие родственники этого последнего (даже его собственный раб). Отсюда происходят видимые противоречия забавнейшего свойства, всяческие путаницы, от которых приходится особенно страдать живущему в месте действия брату, пока наконец, личная встреча обоих близнецов не вызывает внезапное разъяснение. Неправдоподобность в основаниях этой фабулы нельзя было устранить, не разрушая ее самое.
Да Шекспир и не делал попытку такого устранения. Напротив того, приняв, как необходимый фундамент своей комедии, тот мир, где господствует случайность, он с присущею ему последовательностью постарался расширить господство случайности, он дал ей повод проявить свою силу не в одном только случае, но во многих. Одной чете близнецов он противопоставляет другую, в которой повторяется судьба первой: двум, схожим как две капли воды, господам – двух, в такой же степени схожих, слуг. За каждым из его Антифолов (так окрестил он Плавтовских Менехмов) следует свой Дромио. Бестолковая сама по себе история становится чрез это еще бестолковее, комизм путаницы усиливается до последней степени. Но в то же время зритель знакомится с действием случая, ему, помимо его ведома, внушается известное почтение к этой темной силе, поступающей по такой методе. Идея этого противопоставления двух пар близнецов была зарождена в Шекспире – как это указано несколько лет назад – другою комедию Плавта, «Амфитрион», откуда он в частности заимствовал одну очень эффектную сцену.
Это еще не все. Черты неприятной нравственной испорченности, которую показывает нам комедия Плавта, смягчены деликатною рукой Шекспира, отчасти совершенно переработаны, и вместе с тем введен новый элемент – любовный эпизод с покаместь еще робковатой, но грациозной лирической окраской. Но и этим поэт не ограничился. Его творчеству представилась картина более богатая и глубже задуманная, чем та, которая для обыкновенного писателя получалась из слития во едино двух Плавтовских фабул. Введя в свою комедию личности и судьбы родителей обоих Антифолов, старика Эгеона и Эмилии, он этим дал своей комедии приключений рамку романтически-сказочного, но вместе с тем глубоко серьезного характера. Она в самом начале пьесы показывает нам полное превратностей судьбы прошедшее и открывает в перспективе мрачное, грозящее опасностями будущее, представляя в то же самое время экспозицию фабулы тут же начинающейся комедии; но развязке, сливаясь с тем, что составляет сущность фабулы, она сообщает высоко нравственную серьезность. Когда перед нами легкие и тяжелые ошибки, приключения, невзгоды всех действующих лиц разрешаются благотворнейшей гармонией, когда излечилась боль душевной скорби, когда давно считавшаяся погибшею надежда вдруг неожиданно осуществилась, когда благословение неба щедро пролилось на человека, которому еще за несколько минут до того могила представлялась единственною желанною целью – тогда мы чувствуем и верим, что под загадочною игрою того, что мы называли случайностью, скрывается сознательное действие высшей силы.