Выбрать главу

Но, несмотря на это, Шекспиру повезло со стратфордской Новой королевской школой. Это было превосходное в своем роде заведение - лучшее, чем большинство провинциальных грамматических школ. Согласно хартии 1553 г., стратфордской школе надлежало иметь одного учителя, получавшего 20 фунтов стерлингов ежегодно и пользовавшегося бесплатным жилищем. Это было хорошее жалованье по тогдашним понятиям: в Глостере школьный учитель, "престарелый и не очень образованный горожанин", получал 10 фунтов. Были и другие провинциальные учителя, которым жилось не лучше. Патриоты Стратфорда подчеркивали, что жалованье тамошнего учителя было выше, чем у его коллеги, занимавшего ту же должность в Итон-Колледже. Хотя это и соответствует истине, подобное сравнение мало что проясняет, так как преподаватель в Итоне пользовался особыми дополнительными привилегиями (такими, как жилье и питание в колледже), в то время как школьный учитель в Стратфорде платил 4 фунта из своего жалованья младшему учителю "за обучение малолетних". (Такой порядок установился после 1565 г., когда учитель стал получать целиком 20 фунтов, а младшие учителя больше не фигурировали в счетах корпорации, так как учитель расплачивался с ними из собственного кармана) Не может быть никаких сомнений в том, что все педагоги, учившие юного Шекспира, были хорошо подготовлены. Все они имели университетские ученые степени, и, если выходили в отставку, городским властям не составляло труда пригласить на их место способных людей.

Упорные изыскания спасли от забвения имена и обстоятельства жизни полдюжины учителей, преподававших в школе в разное время, пока подрастал Шекспир {21}. В 1565 г. приходский священник Бретчгердл вызвал из Уорика своего друга Джона Браунсуорда, которому он когда-то преподавал, проживая в Уиттоне. Браунсуорд писал и публиковал стихи на латыни и спустя полвека был превознесен другим педагогом как "почтенный учитель... коего часто хвалили за исправную службу и за подготовленных им учеников" {22}. Он преподавал в Стратфорде всего три года, затем его ненадолго сменил Джон Эктен, окончивший Брейзноз-Колледж Оксфордского университета. В 1569 г. место Эктена занял другой учитель, Уолтер Роуч, также получивший образование в Оксфорде, уроженец графства Ланкашир, член совета Корпус-Кристи-Колледжа в Оксфорде. Он принял сан и примерно в то же самое время, когда ему предложили должность в Стратфорде, получил место приходского священника в Дройтвиче, которое впоследствии сохранил за собой. В 1571 г. Роуч оставил учительство и занялся юридической практикой (в качестве адвоката он помогал однажды родственнику Шекспира, Роберту Уэббу из Снитерфилда), так что вряд ли он учил Шекспира, за которым в это время скорее надзирал учитель начальной школы в той же классной комнате, где учились старшие мальчики. Роуч впоследствии стал соседом Шекспиров по Чэпел-стрит. Он жил в третьем по счету доме от Ныо-Плейс. Следующий учитель, Саймон Хант, преподавал с 1571 по 1575 г., и, возможно, Шекспир был его учеником. Некий Саймон Хант был принят в университет Дуэ, считавшийся аванпостом континентальной культуры, где получали образование английские католики; Хант стал иезуитом в 1578 г. и сменил печально известного Персонса на посту духовника колледжа Сент-Питерз. Этот Хант умер в Риме в 1585 г. Возможно, он был стратфордским учителем, однако существовал еще один, менее примечательный Хант, умерший в Стратфорде около 1598 г.; он оставил состояние, оцененное в 100 фунтов. О следующем учителе - основном преподавателе Шекспира - мы можем говорить более определенно. Томас Дженкинс был скромного происхождения. Он был сыном "бедняка" и "старого слуги" сэра Томаса Уайта, основавшего в Оксфорде колледж Сент-Джонз. В Сент-Джонзе Дженкинс получил степень бакалавра, а затем магистра искусств; он был членом совета колледжа с 1566 по 1572 г., когда колледж сдал ему в аренду дом Чосера в Вудстоке. В это же время Дженкинс принял сан. В 1575 г. граждане Стратфорда оплатили его расходы по переезду из Уорика, где он учительствовал. Дженкинс был женат: в приходских книгах церкви св. Троицы отмечено погребение его дочери Джоан и крещение сына Томаса. С согласия корпорации Дженкинс оставил пост учителя в 1579 г., но только после того, как ему был найден преемник - Джон Коттом, окончивший Брейзноз-Колледж и "недавно прибывший из Лондона". Младший брат Коттома, священник-миссионер, был привлечен к суду (вместе с Эдмундом Кэмпионом), подвергнут пытке на дыбе и в 1582 г. казнен, а впоследствии канонизирован в качестве одного из католических мучеников. Его брат, школьный учитель, ушел со своей должности за год до этой казни. Возможно, что уйти его попросила корпорация. Коттом удалился в Ланкашир, где вступил во владение землями своего отца, признался в своем католицизме и платил штрафы как "уклоняющийся".

Таким образом, в грамматической школе елизаветинских времен можно было получать уроки у папистов и сочувствующих католицизму, несмотря на строгие наказания, которым подвергались "уклоняющиеся" учителя. Можно предположить, что внешне они оставались коиформистами.

Следующий учитель, Александр Эспинел, магистр, появился на школьной сцене слишком поздно для того, чтобы быть учителем Шекспира, однако он был любопытным образом связан с последним. В 1594 г. Эспинел, много лет бывший вдовцом, женился на вдове Энн Шоу. Семейство Шоу дружило и соседствовало с Шекспирами по Хенлистрит. Джон Шекспир (как мы помним) помогал оценивать имущество Ралфа Шоу, а через четверть века сын Ралфа Шоу, Джули (или Джулинс), заверил своей подписью завещание Уильяма Шекспира. Много позже сэр Френсис Фэйн из Бальбека (1611-4680) записал в своем дневнике следующее:

"Этот дар мал.

Вот все, что завещал

Эшейандер [то есть Александр] Эсбинал.

Шекспир по поводу пары перчаток, посланных этим

господином своей госпоже" {23}.

Высказывались догадки, порожденные скорее богатым воображением, чем стремлением установить истину, что Эспинел покупал перчатки для миссис Шоу в лавке Шекспира и что сын перчаточника, чьи чувства должны были вскоре воспламениться замыслом "Ромео и Джульетты".) помогал пожилому школьному учителю в его ухаживаниях за вдовой стратфордского торговца шерстью.

О том, какого рода образования Шекспир удостоился, если здесь уместно такое выражение, под руководством своих учителей, можно высказать лишь предположения. Долгий учебный день начинался в шесть или семь утра. Уроки продолжались до одиннадцати с коротким перерывом на завтрак. Затем после второго завтрака, в час дня; занятия возобновлялись и продолжались обычно без всяких перерывов до пяти или шести часов вечера. (И так шесть дней в неделю почти круглый год.) Каждый день начинался и заканчивался молитвой. Все остальное время учащиеся усердно занимались латинской грамматикой. "Краткое введение в грамматику" Уильяма Лили, украшенное гравюрой с изображением отроков, стремящихся сорвать соблазнительный запретный плод на древе познания, было официально разрешенным учебником. Он состоял из двух частей. В первой излагались "основы и правила грамматики" на английском языке; вторая часть - "Brevissima Institutio" ("Краткое поучение") - была целиком на латыни. Эту книгу учащиеся механически заучивали наизусть и таким образом одолевали склонения и спряжения.

Свои школьные годы Шекспир с горькой насмешкой вспоминает в IV акте "Виндзорских насмешниц". В комедии назойливый пастор-педагог сэр Хью Эванс, который, по выражению Фальстафа, несет уэльский вздор и "у которого во рту каша вместо английского языка", экзаменует несчастного Уильяма, проверяя его знания, чтобы успокоить недовольную мать мальчика. "Сэр Хью, мой муж говорит, что книги пока что не прибавили ни капли ума нашему сыну". Блистательно опровергая это обвинение, наставник ни на шаг не отступает от "Введения" Лили, порой цитируя его слово в слово, хотя содействие, которое ему оказывает миссис Куикли, не имеет никакого отношения к знанию грамматики.

Эванс: Ну, а как будет винительный падеж - accusative?

Уильям: Accusative - hinc.

Эванс: Запомни же, дитя мое, accusative - hiinc, hanc, hoc.

Миссис Куикли: Хунк, хок!.. Не понимаю, что это за язык такой - не то лай, не то хрюканье.

Эванс: Бросьте эти глупости, женщина! А ты, Уильям, скажи мне, как это будет в звательном падеже - vocative.