знает ли она меня. Если она вам скажет, что я не задолжал по счету
четырнадцать пенсов за светлый эль, считайте меня самым лживым
мерзавцем во всем христианском мире. Что! Не одурел же я окончательно!
Вот... Третий слуга: Вот почему скорбит супруга ваша! {Шекспир Уильям.
Полн. собр. соч., т. 2, с. 189.}
Конечно, Шекспир знал небольшое селение Бартон на Хите, расположенное на бесплодной земле в 27 км к югу от Стратфорда, так как там жил его преуспевавший родственник Эдмунд Лэмберт. Последний был женат на Джоан Арден, одной из семи сестер Мэри Шекспир. О том, встречался ли Уильям когда-либо с толстухой трактирщицей из деревушки Уинкот, расположенной примерно в 9 километрах к юго-западу от Стратфорда, история скромно умалчивает. Но некие Хеккеты действительно проживали тогда в том приходе. В XVIII в. хранитель библиотеки Радклиффа в Оксфорде Фрэнсис Уайте предпринял поездку в Стратфорд и его окрестности, чтобы собрать рассказы о поэте. Среди прочих мест он посетил Уинкот, и его изыскания там обеспечили Томаса Уортона, профессора поэзии в Оксфордском университете, материалом для заметки в его глоссарии к изданным под его редакцией произведениям Шекспира: "Уилнкот - селение в графстве Уорикшир, вблизи Стратфорда, хорошо известное Шекспиру. Дом, который держала наша веселая хозяйка, все еще цел, но теперь в нем - мельница" {1}. Комедия "Укрощение строптивой" весьма привлекает обилием ассоциаций.
Признательная публика впервые узнала об упомянутых подвигах юного Шекспира из журнал "Бритиш мэгэзин" в 1762 г., когда анонимный корреспондент, остановившийся в трактире "Белый лев", находившемся в начале Хенлистрит, сочинил "письмо с родины Шекспира". "Веселый хозяин", сообщает корреспондент, отвел его к дому, где родился великий человек.
Мой хозяин был столь любезен, что отправился со мной посетить
двух молодых женщин, являвшихся по прямой линии потомками великого
драматурга: они держали небольшую пивную неподалеку от Стратфорда. По
пути туда, в местечке Бидфорд, он показал мне среди зарослей
кустарника дикую яблоню, которую называют шекспировским пологом,
потому что однажды поэт ночевал под ней; ибо он, равно как и Бен
Джонсон, любил пропустить стаканчик в компании; а поскольку он много
слышал об обитателях этого селения как о лихих пьяницах и весельчаках,
он однажды пришел в Бидфорд, чтобы выпить с ними. Он спросил у
какого-то пастуха, где бидфордские пьяницы, и тот ответил, что пьяницы
отлучились, но что любители выпить сидят по домам; и я предполагаю,
продолжал овцепас, что вам за глаза хватит и их компании: они перепьют
вас. И действительно, они его перепили. Он был вынужден проспать под
этим деревом несколько часов... {2}
Эта история стала известна слишком поздно, чтобы приобрести большее значение, чем традиционный анекдот, и в дальнейшем обросла новыми подробностями. Около 1770 г. Джон Джорден, сомнительный хранитель стратфордских преданий, рассказал о том, что произошло утром после бидфордской попойки. Собутыльники Шекспира разбудили его и стали уговаривать возобновить соревнование, однако, сказав, что с него было довольно, поэт окинул взглядом близлежащие деревушки и экспромтом произнес: "Со мною пили
Педворт с дудкой, танцор Марстон,
Чертов Хиллборо, тощий Графтон,
Эксхолл, папист Виксфорд,
Нищий Брум и пьяный Бидфорд {3}.
Четверть века спустя Сэмюэль Айерленд, охваченный душевным волнением, стоял перед деревом, которое когда-то раскинуло свою сень над Шекспиром "и укрыло его от ночной росы". Он не сомневался в правдивости услышанного: "Известно, что вся округа называет эту яблоню "дикой яблоней Шекспира" и ко всем упомянутым селениям применяются данные им в стихах эпитеты. Жители Педворта все еще славятся своей искусной игрой на дудке и барабане, Хиллборо называют призрачным Хиллборо, а Графтон печально известен скудостью своей почвы" {4}.
Эта прекрасная яблоня, которую Айерленд зарисовал для своей книги "Живописные виды", давно не существует - ее истребили охотники за сувенирами. 4 декабря 1824 г. то, что осталось от дерева, вырыли и отвезли на телеге преподобному Генри Холиоксу в Бидфорд-Грандж. "В течение нескольких предшествовавших лет, - скорбно поясняет собиратель древностей из Стратфорда Роберт Белл Уэлер, - ее ветви почти совершенно исчезли в результате участившихся набегов благочестивых почитателей, плесень проела кору до древесины, корни сгнили и изъеденные временем остатки не представляют никакой ценности" {5}. Ничто не напоминает теперь современным паломникам о месте, где росла эта яблоня.
Возможно, рассказы о бражничестве Шекспира основаны не более как на (по выражению Чемберса) "измышлениях трактирщиков". Однако если верить другому, более основательному достоверному преданию, уорикширские молодцы тешили себя гораздо более увлекательными и боле опасными забавами, чем пьяные турниры. История о Шекспире - истребителе оленей во всей полноте изложена в предисловии Николаса Роу к его книге, изданной в 1709 г. Этот красочный рассказ, основанный, как и следовало ожидать, на местных стратфордских преданиях, дошел до актера Беттертона, к которому Роу обращался за фактами. Взяв на себя авторскую ответственность за все изложенное, Роу писал:
В такого рода поселении он оставался еще некоторое время, пока из-за
одной выходки, в которой он был повинен, ему не пришлось оставить и
свой родной край, и тот образ жизни, к которому он привык... По
несчастью, как это нередко случается с молодыми людьми, он попал в
дурную компанию; и молодые люди из этой компании, часто промышлявшие
браконьерской охотой на оленей, неоднократно склоняли его совершать
вместе с ними набеги на охотничий заповедник, расположенный неподалеку
от Стратфорда и принадлежавший сэру Томасу Люси из Чарлкота. За это
сей джентльмен преследовал его судебным порядком, по мнению Шекспира,
пожалуй, излишне сурово, и, чтобы отомстить за это дурное обращение,
Шекспир написал балладу, направленную против Люси. И хотя эта,
возможно его первая, проба пера утрачена, говорят, баллада была
настолько злобной, что судебное преследование против него
возобновилось с новой силой и Шекспир был вынужден оставить на
некоторое время свое дело и свою семью в Уорикшире и укрыться в
Лондоне {6}.
Просочились в печать и другие версии этой истории. Одна была обнаружена в памятной записке, наскоро составленной в Оксфорде в конце XVIII в. ничем не примечательным священником Ричардом Дейвисом. Возможно, он был вначале капелланом Корпус-Кристи-Колледжа, позднее стал священником в Сандфорде-на-Темзе, что в графстве Оксфорд, а затем приходским священником в Сэппертоне Глостершир. Свои дни он кончил архидьяконом в Ковентри, в епархии Личфилд; однако, когда он умер в 1708 г., его похоронили в Сэппертоне. Таким образом, он никогда не удалялся слишком далеко от родных мест Шекспира. Не отличавшийся благожелательностью собиратель древностей Энтони Вуд, который знал Дейвиса, писал, что тот всегда выглядел "красным и возбужденным, словно только что побывал в К[орпус]-К[кристи]-К[олледже] на постном обеде с последующим винопитием, как оно на самом деле и было". Мы не знаем, был ли Дейвис пьян, повествуя о том, что Шекспиру "весьма не везло, когда он крал оленину и кроликов, а именно у сэра... Люси, который часто приказывал высечь его, а порой заключить в тюрьму и в конце концов принудил бежать из родных мест, что и стало причиной его больших успехов...". Однако пострадавший отомстил, изобразив своего преследователя в качестве судьи Клодпейта, намекнув на личность этого "великого человека" упоминанием о "трех вшах, изображенных стоящими на задних лапах на его гербе". Память часто подводила веселого священника: он не мог вспомнить имя Люси и путал Клодпейта "настоящего английского фата" из "Эпсонских колодцев", пьесы современника Дейвиса, Томаса Шэдуэлла, - с судьей Шеллоу из "Виндзорских насмешниц". Роу, которому не могли быть известны записки Дейвиса, так поясняет текст о Фальстафе:
Среди прочих его [Фальстафа] сумасбродств в "Виндзорских
насмешницах" он [Шекспир] называет и браконьерство, которое могло
напоминать ему порой его уорикширского преследователя, выведенного в
комедии под именем судьи Шеллоу. Он дал ему почти такой же герб,