Если эти актеры прибыли в Стратфорд после 13 июня в их труппе недоставало одного человека. Может быть, до своего отъезда из Стратфорда они пополнили труппу, зачислив в нее двадцатидвухлетнего Шекспира? {37}
9
ЛОНДОН И ЛОНДОНСКИЕ ТЕАТРЫ
К сожалению, в истории не зафиксировано, когда именно наш молодой супруг надолго простился со своей семьей - с Энн, которой, вероятно, было уже около тридцати, с Сьюзан и с близнецами, с родителями, старевшими в доме семьи Шекспиров на Хенли-стрит, - и, перейдя Клоптонский мост, зашагал один или вместе с актерской труппой по большой дороге, ведущей в столицу. Когда он прославится и станет состоятельным горожанином Стратфорда, он будет нанимать лошадей, а пока вполне уместно предположить, что юный Шекспир из соображений экономии шел пешком.
Он мог выбрать один из двух маршрутов - либо через Оксфорд, либо через Банбери. Первый путь был более коротким и прямым; любой мужчина мог проделать его за четыре дня, покрывая по сорок километров ежедневно; ночью за один пенс можно было обеспечить себя чистыми простынями на постоялом дворе. Эта дорога вела путника через Шипстоун-на-Стауре и Лонг-Комптон, через невысокую гряду холмов, разделяющих графства Уорикшир и Оксфордшир; затем мимо знаменитого круга из камней, называвшегося "Ролл-рич-стоунс", через голую безлесую возвышенность к королевскому заповеднику Вудсток, где густо росли старинные дубы и буки, и дальше к Оксфорду. За Оксфордом Хай-Уайкоумб и Биконсфилд. Второй маршрут, который Обри называет той самой дорогой, которая ведет из Лондона в Стратфорд, проходил мимо Пиллертон-Херси через Эджхилл, затем через Банбери ("славившийся сладкими пирогами, сыром и религиозным рвением"), через Бакингем, Эйлсбери (в который вступаешь по небольшому каменному мосту и каменной дамбе) и через два Чалфонта - в Аксбридж. Здесь эти два тракта встречались. Шекспиру был знаком последний маршрут, если верить ходившим в XVII в. сомнительным слухам о том, что драматург провел одну летнюю ночь в Грендоне и там повстречал щеголявшего неправильным словоупотреблением констебля, который послужил прообразом Кизила [в комедии "Много шума из ничего". - Перев.]; сомнительным потому, что Грендон-Андервуд был расположен на окольной дороге в пятнадцати километрах к югу от Бакингема {1}. От Аксбриджа шел уже только один оживленный тракт мимо Шепердс-Буш, мимо виселиц Тайберна и дома на Оксфорд-роуд, где лорд-мэр давал торжественные обеды. Затем, поворачивая на юг, дорога (теперь здесь проходит Шафстбери-авеню) приводила к церкви, стоявшей посреди живописного поселка, окруженного открытыми полями, и потому называвшейся церковью св. Джайлза-в-поле. За ней находилось предместье Холборн, и, миновав церкви св. Эндрю и св. Сепульхрия, путешественник наконец входил в великий город через ворота Ньюгейт {2}.
Это были одни из семи ворот, через которые главные дороги вели в город, окруженный, как во времена Чосера, "высокой и массивной стеной со множеством башенок и бастионов" (по описанию Томаса Мора). Сложенная из необтесанного камня, покрытая черепицей и завершенная кирпичными и каменными зубцами с бойницами, эта стена огромной дугой длиной около четырех километров окружала город с трех сторон. Часть этой стены, протянувшуюся вдоль улицы Темз-стрит и защищавшую столицу со стороны реки, давно заменили пристани, склады и причаль процветающего порта. Другие участки стены, разумеется тоже исчезли, а решетки ворот тяжело опустились, и сами ворота захлопнулись в последний раз в XVIII в. Однако их названия сохранились в названиях районов: Олдер сгейт - в восточной части города; Бишопсгейт, Мургеш Криплгейт - в северной; Ньюгейт, Ладгейт, самые древни ворота, - в западной, очертив таким образом для современного лондонца границы старого города.
Если приезжий стоял с внешней стороны этих стен, районе Сарри, скажем, возле внушительной башни храм пресвятой девы Марии-Овери (ныне Саутуоркский собор] ему открывался захватывающий дух вид на пространств столицы, отраженный в удивительно подробных панорама Висшера и Холлара. С востока на запад, насколько виде глаз, протянулась могучая артерия великой, толкаемо вспять приливами реки. Ни один город в христианском мире не мог гордиться такой большой рекой. "Неспешнее, Темза, кати свои свежие воды", - звучит припевом у поэта. Воды Эйвона были куда свежей; экскременты из городской канализации сбрасывались в Темзу, трупы собак и прочая падаль плавали на ее поверхности. Но рыба, несмотря на эти стоки, все еще водилась в больших количествах, и множество лебединых верениц, скользивших по реке, удивляло приезжих с континента {С тех пор как загрязнение вод Темзы уменьшилось, рыба, как пишут газеты, стала возвращаться: около восьмидесяти ее видов водится в настоящее время в устье Темзы, включая семгу, не заходившую в реку в течение полутора веков.}. Оживляло реку и другое движение. Важные персоны держали собственные суда, которые швартовались у ступеней, спускавшихся от великолепных особняков к самой воде. Простой народ нанимал лодки на общественных причалах, где лодочники кричали: "Эй, на восток!" или "Эй, ка запад!" Их клиентами по большей части были искатели развлечений, направлявшиеся в театры, загоны для травли медведей и публичные дома Банксайда или возвращавшиеся оттуда. В лице Джона Тейлора эти лодочники нашли своего увенчанного лаврами плебейского поэта, а река - своего наиболее восторженного певца. Темза, неблагозвучно пел он,
Несет хромых: тучнее тощий с ней,
При ней всяк город чище и свежей;
Без Темзы на безрыбьи даже рыбы,
Страшась огня, мы жарить не смогли бы;
И пивоварам без нее - беда:
Дороже солода была б для них вода... {3}
Шекспир должен был иметь дело с лодочниками, поскольку, где бы он ни проживал - в Клинке или в Бишопсгейте, - пользовался их услугами, переезжая через реку, когда его и его труппу вызывали для придворных спектаклей, показывавшихся в Уайтхолле, в Гринвиче или в Ричмонде; он мог нанять речное такси у причалов возле Блэкфрайарз или у Пэрис-Гарден на противоположном берегу. Костюмы и реквизит доставлялись особо - на барке. Река была бесшумной серебристо струящейся дорогой. На людных пристанях и возле торговых складов высокие трехмачтовые суда разгружали свой товар. В Биллингсгейт прибывала не только рыба, но всевозможное продовольствие за исключением бакалейных товаров (пряностей, сушеных фруктов и тому подобного). Когда королева всходила свою золоченую монаршыо барку с развевавшимися вымпелами, на Темзе воцарялась атмосфера праздника. Однажды в день св. Марка портной и неутомимый предприниматель Джон Мэйчин записал в своем "Дневнике", как после ужина королева разъезжала на своей барке вверх вниз по реке, окруженная сотней судов, под звуки барабанов, флейт и пушек, освещавших небо разрывов петард, пока в десять часов ее величество не решило, уже наступил вечер, и все это время тысячи людей стояли вдоль берегов, глядя на королеву {4}. В 1581 г. Елизавета поднялась на борт барка "Золотая лань", чтобы посвятить в рыцари Дрейка; теперь этот древний барк, совершив кругосветное плавание, лежит, истлевая, возле Дентфо где, по преданию, Кристофер Марло встретил свою насильственную смерть.