Оставшись вдвоем с Целией, Розалинда поминутно вспоминала юного борца, так что Целия не могла не заметить, что кузина ее полюбила его всей душой.
— Может ли быть, чтобы ты так скоро влюбилась в этого юношу? — спросила ее Целия.
— Герцог, мой отец, был очень привязан к его отцу,— отвечала Розалинда.
— Из этого, однако же, не следует, что ты непременно должна влюбиться в него,— возразила Целия,— все равно как из того, что мой отец терпеть не может его отца, не следует, что и я должна ненавидеть Орландо.
Но оставим на время молодых девушек и обратимся к разгневанному герцогу.
Гнев его, причиной которого был сын Ролланда, был нешуточный. Юноша напоминал ему, сколько друзей между дворянами имеет изгнанный правитель. Раздумывая об этом, он вспомнил о Розалинде и на эту несчастную девушку решил излить весь яд своей злобы. Он и прежде всегда недолюбливал свою племянницу за любовь к ней
простого народа, который чтил в ней, кроме добродетели и несчастья, память отца.
г
л
Раздраженный вошел он в комнату, где Целия с Розалиндой разговаривали о Ролланде, и грозным голосом приказал Розалинде немедленно оставить дворец и удалиться в изгнание к своему отцу. На все просьбы и мольбы Целии он оставался непреклонным, говоря, что только для нее терпел до сих пор Розалинду во дворце.
— Но ведь я тогда была еще так молода, что не умела оценить ее; я тогда не просила вас,— сказала Целия,— оставить ее при мне. Зачем же вы оставили ее и хотите теперь, когда я знаю ей цену, когда мы столько времени спали на одной постели, вставали в одно время, учились, играли, ели вместе,— разлучить нас! Но я... я не могу жить без нее.
— Ты ошибаешься в ней, Целия,— сказал ей отец.— Она слишком хитра для тебя. Ее кротость и молчаливое терпение говорят в ее пользу перед народом и вызывают с его стороны сожаление к ней. Заступаться за нее тебе непростительно. В ее отсутствие ты одна будешь казаться прекрасной и добродетельной. Поэтому не смей говорить ни слова в ее защиту. Решение мое твердо.
Целия, видя, что не может убедить отца позволить Розалинде остаться во дворце, великодушно решилась последовать за ней в изгнание. Не долго думая, они в ту же ночь оставили дворец и ушли вместе искать в Арденском лесу изгнанного герцога, отца Розалинды.
Рассудив, что двум молодым девушкам не совсем безопасно путешествовать в богатом платье, Целия, чтобы скрыть свое звание, предложила Розалинде переодеться в простое крестьянское. Розалинда согласилась с ней, прибавив, что будет
( \ еще безопаснее, если одна из них оденется мужчиной. Таким образом, они решили, что Розалинда, которая была выше ростом, оденется крестьянином, а Целия крестьянкой, и будут называть друг друга братом и сестрой; Розалинда примет имя Ганимеда, а Целия — Алиэны. Переодевшись и взяв с собой деньги и драгоценности, эти прекрасные принцессы отправились в далекий путь. Мы говорим «далекий» потому, что они должны были пройти все довольно обширные владения герцога, чтобы добраться до Арденского леса. Розалинда (или Ганимед, как она назвала себя) с мужской одеждой, казалось, приобрела и мужскую храбрость. Желая хотя чем-нибудь выразить верной Целии свою благодарность за ее решимость сопровождать ее в такой тяжелый путь, Розалинда выказала во время путешествия столько веселости, как будто в самом деле была деревенским парнем, смелым братом милой Алиэны. Достигнув Арденского леса, они, как ни старались, не могли там найти ни одной порядочной гостиницы вроде тех, которые часто попадались им по дороге туда. Голод и усталость так овладели ими, что Ганимед, во время дороги занимавший свою сестру веселыми рассказами и остроумными замечаниями, теперь откровенно признавался, что до того устал, что готов обесчестить свой мужской костюм и закричать как женщина. Алиэна же объявила, что она просто не может идти дальше. Вспомнив, однако же, принятую на себя роль мужчины — существа более сильного,— Ганимед решился ободрять слабую женщину. Прикрываясь маской храбрости, он сказал своей новой сестре:
— Милая Алиэна, не тужи. Нам недалеко уже
идти. Мы достигли цели своего путешествия: мы в Арденском лесу.
Но эти ободрения плохо действовали. Они хотя и были в Арденском лесу, но совершенно не знали, как найти герцога. И действительно, путешествие их могло бы худо кончиться: они легко могли заблудиться в лесу и умереть с голоду. Но небо сжалилось над ними: в то время, когда, потеряв почти надежду, страшно утомленные долгой дорогой, они сидели в унынии на траве, из-за деревьев показалась чья-то фигура, в которой, когда она приблизилась к ним, они узнали крестьянина. Храбрость опять воротилась к Ганимеду, и он обратился к прохожему с такими словами: