Со старым королем был только его шут, который не покинул Лира даже в эти тяжелые минуты. Шут продолжал весело болтать и шутить, стараясь развлечь короля и облегчить его страдания.
J
<jF>
Когда-то великого, а теперь несчастного, всеми покинутого монарха, оставшегося лишь со своим верным шутом, отыскал верный граф Кент. Он неотступно следовал повсюду за своим королем. Лир все еще не подозревал, что его слуга Каюс и граф Кент — одно и то же лицо. Увидев короля, Кент воскликнул:
— Ах, государь, вы здесь! Даже те существа, для
которых ночь милее дня, испугались бы такой ночи. Дикие звери не в состоянии вынести этой страшной грозы и попрятались в свои логовища. Как же вы, государь, в состоянии переносить такие ужасы?
Но Лир отвечал, что когда человек страдает серьезной болезнью, то не замечает легких уколов. Когда душа спокойна, можно заботиться о теле. Но буря, что бушует в душе Лира, притупляет всякую чувствительность. Он чувствует только одно — что его сердце обливается кровью.
Король заговорил о неблагодарности дочерей. Сравнивал их со ртом, который стал бы кусать руку, подносящую к нему пищу... Ведь родители для своих детей — и пища и рука.
Преданный Каюс продолжал настаивать, чтобы король не оставался в эту непогоду под открытым небом. И ему наконец удалось уговорить короля войти в шалаш, стоявший вдали, в поле. Первым в шалаш вошел шут. Но сейчас же в ужасе отшатнулся, крикнув, что в шалаше какой-то призрак. Однако оказалось, что этот призрак был просто сумасшедший нищий. Он тоже искал здесь убежища от непогоды и своей безумной болтовней напугал шута. Этот нищий не то действительно был лишен рассудка, не то притворялся сумасшедшим, чтобы вернее вызвать сострадание у добрых людей. Такие несчастные в прежние времена часто ходили по деревням. Почему-то они называли себя то «бедным Томом», то «бедным Турлигудом» и повторяли: «Кто даст что-нибудь бедному Тому?»
Безумными выходками, а также настойчивыми мольбами они наводили страх на доверчивых людей и собирали милостыню. Теперь в шалаше был один из таких нищих. Но король, погруженный в
j
4- GK>
КоролбЛир
Л
свое горе, увидев этого полунагого бродягу, решил, что перед ним тоже несчастный отец, отдавший все своим детям и доведенный ими до одиночества, до нищеты. Наученному горьким опытом Лиру казалось, будто ничто не может повергнуть человека в такое несчастье, как неблагодарность детей.
Добрый Каюс, услышав речи короля* окончательно убедился, что король потерял рассудок из-за жестокости Гонерильи и Реганы.
Тут более чем когда-либо раньше обнаружилась вся доброта и бескорыстная преданность благородного Кента. С наступлением дня он отправил Лира во дворец в Дувр, где граф Кент пользовался большим влиянием. Сам же Кент переправился во Францию и поспешил ко двору Корделии. Он так трогательно изобразил плачевное состояние старого короля, в таких ярких красках описал бесчеловечность королевских дочерей, что добрая, любящая Корделия была глубоко растрогана. Она попросила у мужа разрешения отправиться в Британию с отрядом войск, чтобы наказать жестоких сестер с их мужьями и возвратить престарелому отцу его трон. Получив от короля разрешение, Корделия тотчас же двинулась в путь и через некоторое время прибыла в Дувр с французской армией.
Между тем Лиру каким-то образом удалось бежать от наблюдения людей, приставленных к нему заботливым Кентом. Как раз в то время, когда он скитался по полям в окрестностях Дувра, его нашли французы из свиты Корделии. Несчастный старик был в самом ужасном виде. Он окончательно потерял рассудок, о чем-то громко распевал и говорил несвязные речи. На голове у него был
/ \ венок, сплетенный им из соломы, крапивы и другой сорной травы, набранной тут же, в поле.
Корделии, конечно, очень хотелось увидеть поскорее отца. Но по настоянию врачей свидание состоялось лишь после того, как силы короля были восстановлены лекарствами и спокойным сном. Корделия обещала врачам все свои драгоценности за спасение отца.
Трогательна была встреча несчастного Лира с отвергнутой им когда-то дочерью. Тяжелую внутреннюю борьбу перенес старик. Он радовался свиданию с любимой дочерью и в то же время считал себя недостойным ее привязанности и любви. Ведь он так обидел Корделию! Эта внутренняя борьба и следы недавней болезни снова ослабили рассудок престарелого короля. Порой он забывал, где находится и кто с ним так ласково говорит. Были минуты, когда Лир просил окружающих не смеяться над тем, что принимает эту даму за свою дочь Корделию. Но в то же время опускался перед Корделией на колени и просил прощения. Корделия поспешно поднимала отца, успокаивала и утешала, уверяя, что ему не подобает стоять перед ней на коленях; ведь она — его послушная дочь, его верная Корделия. Она осыпала старика поцелуями, как бы стараясь загладить жестокость своих сестер, тех сестер, что выгнали родного, убеленного сединами отца в такую непогоду, когда Корделия не выгнала бы из дому даже укусившей ее собаки. Даже укусившей ее собаке она позволила бы остаться у своего очага в такую бурю.