Корделия объясняла отцу, что она прибыла из Франции с целью возвратить ему престол. Король просил ее забыть обиды и простить его, так как он стар и глуп и не понимал, что делал. Корделия
КоролбЛир
с
}
г
возражала, что у нее нет причин не любить его и сердиться на него. Так же, как не могло быть подобных причин и у ее сестер...
Оставим, однако, старого короля, окруженного заботливостью верной и любящей дочери, которой удалось при помощи врачей восстановить здоровье отца, расшатанное жестокостью Гонерильи и Реганы. Посмотрим, что делали они в это время.
Две женщины, не знавшие ни благодарности, ни милосердия и проявившие такое вероломство по отношению к отцу, не могли, конечно, быть любящими женами. Случилось так, что обе они влюбились в сына графа Глочесгера, Эдмунда. Эдмунду удалось изменнически отнять графство у своего брата, Эдгара, законного наследника владетельных прав. Эдмунд был злой человек, вполне достойный любви таких нехороших женщин, как Гонерилья и Регана. Как раз в это время умер муж Реганы, герцог Корнуэльский, и она тотчас же объявила о своем намерении выйти замуж за графа Эдмунда Глочесгера. Этим она возбудила страшный гнев своей сестры, которую коварный граф также уверял в любви. Гонерилья решила устранить со своего пути сестру, что ей и удалось сделать при помощи яда. Однако преступление это было открыто ее мужем, герцогом Албанским. Он заключил Гонерилью в тюрьму. Озлобленная женщина с горя и отчаяния вскоре покончила с собой.
Эти события привлекли к себе всеобщее внимание, и все признавали кару, постигшую Гонерилью и Регану, справедливой. Печальна, однако, была и судьба Корделии.
Войска, посланные Гонерильей и Реганой под начальством коварного графа Эдмунда Глочесгера
. ч
против армии Корделии, одержали победу. Сама Корделия попала в плен. Граф Эдмунд, опасаясь, . что Корделия может помешать ему в его незаконном обладании графством, заточил ее в тюрьму, а потом приказал удавить. Конечно, Корделия своими добрыми делами заслуживала лучшей участи. Но судьба ее лишний раз подтвердила ту горькую истину, что невинность и добродетель не всегда торжествуют на белом свете.
Лир не перенес смерти своей любимой дочери и умер вслед за Корделией.
Незадолго до смерти Лира верный Кент открыл королю, что он граф Кент, следовавший везде за Лиром под именем Каюса. Но разум Лира был уже настолько омрачен потерей любимой дочери, что он не мог даже понять, каким образом Кент и Каюс — одно и то же лицо. И Кент решил не тревожить больше бедного старика объяснениями. Вскоре после этого Лир умер. Не надолго пережил его граф Кент; его тоже свели в могилу испытания последнего времени, перенесенные им самим и его любимым государем.
<Л£>
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«... ДЕРЖАТЬ... ЗЕРКАЛО ПЕРЕД ПРИРОДОЙ...»
1
В заглавии большая цитата не приживается, потому что большая, запихивать ее в эпиграф — жалко: потеряется для глаза. А извлекая смысл чуть ли не при помощи пинцета, получаешь типичную директиву передовой статьи пятидесятых или семидесятых: «Убрать зерновые в срок» или «Август решает». Но в тексте не грех и всю цитату дать, именно же: суждение Шекспира об искусстве, о сценической деятельности, о театре, «чья цель как прежде, так и теперь была и есть — держать как бы зеркало перед природой: являть добродетели ее же черты, спеси — ее же облик, а всякому веку и сословию — его подобие и отпечаток...».
Нет, нет, говоря о природе, не в Брэмы определяет Шекспир — устами Гамлета — актерскую шатию, не в Дарвины и не в Пржевальские. Хотя, впрочем, если вдуматься, то и в Брэмы. А также в Фрейды, Ясперсы, Юнги, которые, того и гляди, покажутся кому-нибудь нежелательными («какие тут юнги, когда они — вотчина Пикуля, да и уровень сопоставлений в данном случае уместен, по меньшей мере, генеральский, в ранге «Отелло»!).