Помазанник божий, король, получающий власть от самого Бога, является его инструментом в мире людей. Противостоять монарху — это противостоять Богу.
Подчинению подданного своему законному монарху нет альтернативы. Это теория, но она не делает жизнь менее тяжелой или мучительной, ни застрахованной от случайностей. Что более ценно, страна или монарх, — таков глубинный вопрос в воображаемой речи Джона Ганта, экс-регента королевства, лежащего на смертном одре в ожидании своего племянника Ричарда, которого он в последний раз надеется урезонить:
Гант
Национальная аллегория, существовавшая силой воображения и чеканностью повторяющейся риторики, оказывается пагубной своим королевским характером. Происходит перенесение верности с короля на страну. Ни Джон Гант, ни тем более его сын не усомнились в законном праве короля раздавить их, если хотите. Но больше нет речи об отдельном подданном, речь идет о том, что превосходит их всех, как короля так и подданного, о стране.
Ставить таким образом страну над королем кажется сегодня и уже давно проявлением элементарного здравого смысла. Но именно в этом заключается революционный момент. Если эта простая идея победит, значит, придет конец королю как арбитру. В риторику Джона Ганта врывается понятие о нации.
Болингброк, чье наследство конфисковано, после смерти Джона Ганта возвращается в Великобританию, чтобы вернуть свое состояние, несмотря на декрет о ссылке. Знатные верноподданные оправдывают его шаг. Это первое нарушение клятвы абсолютного подчинения суверену. Затем становится просто протянуть цепочку до короля, сначала осуждаемого, затем свергаемого парламентом, наконец, убитого в тюрьме ревностным придворным. Король — пусть он зовется Ричардом II или Генрихом IV — это тот, кто имеет возможность превращать своих врагов в живых мертвецов, запертых или сосланных. Уж не является ли королевская власть только этим? На Генрихе IV неуничтожимое пятно. Королевский интриган Нортумберленд, который помог ему устранить Ричарда, поворачивается против него. У него никогда не будет времени совершить предвиденное ему в конце «Ричарда II» паломничество в Святую Землю, чтобы очиститься от своего пятна. По жестокой иронии судьбы, проявившейся и в «Макбете» в пророчествах ведьм, предсказание Генриху о его смерти в Иерусалиме исполняется неожиданным образом. Он умирает в своем дворце в комнате, которую вестминстерские аббаты нарекли этим именем («Генрих IV», ч. 2, 3). Сама династия Ланкастеров заражена нелегитимностью своего основателя.
Жизнь Генриха V будет короткой, и младенец, которому он завещает свою корону, никогда не сможет по-настоящему управлять. С ним затухнет династия, неисправимо запятнанная убийством Ричарда II.
В «Ричарде II» драматург показывает противоречие, понятие божественной легитимности вводится между преступлением и наказанием. Виновный как человек, плохой король, если хотите, Ричард II должен отчитаться только перед Богом. Болингброк, жертва несправедливости, виновен в том, что через смерть Ричарда покусился на принцип легитимности, следовательно, его царствование не имеет основы или имеет лишь историческое основание. Король де-факто, а не де-юре, он не сможет вернуть спокойствие и процветание в благословенную страну, какой является Англия, по мнению Джона Ганта. Зло продолжается, потому что виновность противников различна и одна не может компенсировать другую. Виновностью Ричарда никогда нельзя будет оправдать акт узурпации власти вассалом.
Шекспир блистает в драматизации противоречия. Он это делает скорее спонтанно, чем по расчету, распространяет свой риторический поэтический талант на оба лагеря. Он одаривает красноречием Джона Ганта в торжественный момент, когда старик готовится умереть. Настоящим лиризмом одаривает он Ричарда, хоть он и уродлив, без ума и сердца. В этой пьесе о первопричинном грехопадении сосредоточен смысл истории, которую покажут пьесы еще не написанные, и парадоксальным образом те, что входят в первую тетралогию. И решающим моментом пьесы является тот, когда у уничтожающего Ричарда Болингброка вид человека, уничтожающего поэзию. Убийство поэта — преступление, которое не ускользнет ни от чьего внимания, потому что трогает сердце и сознание, иссушая удовольствие в источнике, в устах, откуда оно исходит. Воспринимаемое как смерть поэта убийство Ричарда, изначальный грех, заключающийся через выбранный Болингброком мятеж, в предпочтении исторического в ущерб духовному, производит впечатление смерти поэзии. Ничто не смогло бы отложиться сильнее в памяти. В конечном счете это запечатлевается сильнее, чем патриотическая песнь Джона Ганта, говорящего «как пророк». Удовольствие от театра основывается, кроме всего прочего, на критическом осознании и чувственном восприятии, то есть на противоречии. Шекспир воплощает в нас свою противоречивость.