Лиризм Ричарда наглядно меняется в зависимости от его реакции на события, с которыми он сталкивается. По возвращении из Ирландии, где он боролся с повстанцами, он — солнечный король, говорящий в эпическом стиле рапсода о своей уверенности в непреложном характере верховной власти. Затем он, небесный герой, буквально пригнут к земле ужасными новостями о поражении армий и смерти его друзей.
Ричард рисует трагедию, которая для него больше чем личная трагедия, она становится трагедией королевства. Он — только номер один в длинной и патетической серии, где все играют в игру смерти и короля. Король — актер, потому что не он автор пьесы, которую он исполняет. Он передает текст, написанный другим, — слышится Судьба, — чтобы он и ему подобные играли ее на сцене, являющейся миром. Образное выражение, присущее той эпохе. Оно разоблачает суетность видимости, даже непредметность реального. Драматурги испытывают явное желание провести в жизнь эту великую метафору эпохи Возрождения, значение которой далеко выходит за рамки Возрождения. Если мир — по театр, а история — то, что играют на сцене, тогда обычный театр всерьез может поставить себя на место, где можно дать посмотреть историю мира. Перенос, неявно вписанный в любую метафору, представляет лучшее из возможных преимуществ драматурга, вовлеченного в историческое полотно. Здесь он становится правдоподобным на основании строгой взаимодополняемости с символом, представленным поэтико-философским суждением. Если серьезно воспринять последнее, есть и другое следствие: раз мир — театр, значит театр, который показывает мир, является театром театра Это значит, что он находит в этом метадраматическом промежутке свою критическую пригодность и одновременно гарантию на реальность своего существования согласно схеме «когито» Декарта, еще не сформулированной. Глядя на мир, театр глядит на самого себя; представляя мир на сцене, он представляет на сцене себя. Как субъект в упражнении на сомнение, он одновременно и субъект и объект наблюдения. То, что сначала, казалось, склонялось к растворению реальности, наоборот, создает существование.
В трагедии Ричард II множит драматические игры, чтобы выйти за рамки своей простой индивидуальности. Вот игра в Фортуну и Короля:
Король Ричард
По ходу пьесы в силу того, что король соскальзывает постепенно в глубь несчастья, он все более становится актером, и прежде всего в размышлениях на тему реального и мнимого, как в игре Отражения и Реальности:
Король Ричард
Последняя игра происходит в тюрьме, где король, чтобы провести время, представляет сценарии в зависимости от колебания его настроения:
Король Ричард