— Пока есть возможность, отсюда надо уходить, — также шепотом прервала Птахина Надежда.
Они поднялись и бесшумно пошли обратно к дороге. Они собрали уже много очень важных и ценных сведений, исключительно нужных нашему командованию, И надо было теперь как-то систематизировать их, чтобы каждый из их группы, если ему удастся вернуться к своим лишь одному, мог бы доложить обо всем совершенно ясно
За спиной у них снова послышался тяжелый гул металлических колес и покатился со стороны погрузочной площадки в направлении на юг. Надежда воспользовалась этим как фоном, на котором не будут слышны их приглушенные голоса, и остановилась.
— Давайте подведем итоги, — сказала она. — Что нам известно?
— Против нашего правого фланга выдвигается свежий танковый корпус, — сказал Раммо.
— Это самое главное, о чем каждый, из нас должен сообщить своим, — отметила Надежда. — Еще?
— Надо доложить о дамбах, — добавил Птахин.
— Еще?
— Я так думаю, что в лесу «Глухом» войск противника нет, — продолжал Птахин.
— Правильно. Это подтверждает намерение противника затопить его, — подтвердила Надежда. — Войск нет. Но что они сюда возят?
— А может, вывозят? — высказал предположение молчавший до сих пор Журба.
Надежда задумалась.
— Возможно, вывозят. Но гадать мы не имеем права. Это последний вопрос, на который мы должны получить совершенно точный ответ. Для этого нам нужен «язык». Непременно нужен. Давайте предложения, где и как мы будем его брать.
Шум колес невидимого состава уже почти стих, и Надежда поторопила разведчиков:
— Решайте скорее, товарищи. Вы это умеете лучше меня.
— Нас ищут эсэсовцы. Пока их немного, можно устроить засаду. Ездят они тут нахально. Я думаю, возьмем, — сказал Птахин.
— А я думаю, что с ними не стоит связываться именно потому, что их мало, — сказал Раммо. — Они не досчитаются одного мотоциклиста и сразу поднимут тревогу. И быстро нападут на наш след. Они ведь легко определят, в каком квартале пропал их человек.
— Риск велик, — согласилась Надежда. — Но это все-таки вариант. И если ты его отвергаешь, предлагай свой.
— Я уже предлагал, — сказал Раммо. — И теперь повторяю то же самое. Пока еще есть возможность, вам, товарищ капитан, вместе с Птахиным надо уходить. И постараться оторваться от зоны как можно дальше. А мы с Журбой найдём эту погрузочную площадку и там возьмем «языка». Должен же будет кто-нибудь из той команды хоть на минуту отойти в лес…
— Это можно только предполагать, — сказала Надежда. — Вы, почему молчите, Журба?
— Я думаю, командир, — ответил разведчик.
— Давайте ваше предложение.
— Я думаю, командир, — повторил Журба, — что, если мы будем действовать так, как предлагают мои товарищи, ни у вас, ни у нас ничего не получится. Немцы не дураки и наверняка уже поняли, с кем имеют дело. И в самое ближайшее время в этом лесу начнется большой бенц. Я предлагаю взять на абордаж ту радиолу на колесах, которая не торопясь разъезжает по дорогам и все прослушивает.
— Пеленгатор?
— Совершенно верно, командир, — подтвердил Журба. — Возьмем ее и сразу убьем трех зайцев.
Предложение было настолько неожиданным, что сразу никто не нашелся, что ответить. А Журба продолжал свою мысль:
.— Во-первых: у нас будет «язык>, а может, и два. Во-вторых: мы приобретаем связь. И в-третьих: мы опять сядем на колеса.
Предложение было заманчивым: они смогут заполучить рацию, а стало быть, и установить связь со своими.
Конечно, разведчики не знали ни позывных, ни рабочих волн, не было у них и кодовых таблиц, так как они совершенно не рассчитывали на радиосвязь. Но предупредить своих открытым текстом о том, что немцы подтянули свежий танковый корпус и готовят мощный удар нам во фланг, они смогут. Какая-нибудь из наших дежурных радиостанций их услышит. Конечно, их услышат и немцы. Но что они успеют сделать за эти час-полтора, оставшиеся до рассвета? Корпус — не взвод и не рота. Его за такой короткий срок не передвинешь на новое место. А рассветет, и за него возьмется наша авиация — и фронтовая и дальняя… Немцы мгновенно засекут их координаты и тотчас же перекроют все дороги, прочешут зону вдоль и поперек, и им вряд ли удастся отсюда выбраться. Но эта мысль промелькнула в сознании Надежды как-то стороной, потому что не о себе и даже не о своих подчиненных она думала в эти минуты.