Неля молча пятилась к своему дому, а соседка наступала на нее и тихо высказывала свою ненависть девчонке, которая, по ее убеждению, продалась врагам. Неля заткнула уши и убежала. В своей квартире разрыдалась:
— Мамочка, за что она так… Мамочка!
Евдокия Ивановна гладила вздрагивающие плечи Нели:
— Успокойся. Пусть говорит. На каждый роток не накинешь платок.
Неля вытерла слезы. Неуютно было на душе. От Жени и Вали никаких вестей, и это еще больше угнетало.
Прошел месяц тревог и ожиданий.
Утром в дверь Белявских громко постучали. В комнату ворвался полицай, за ним гестаповец.
— Кто здесь Неля Белявская?
Неля, сидевшая у стола, поднялась.
— Я!
— Ты арестована, — грубо сказал полицай.
Евдокия Ивановна увидела, как мертвенной бледностью покрылось лицо дочери. Она кинулась к ней и, загородив собой, закричала:
— На дам!
Ощетинился Джульбарс и зарычал, приготовясь к прыжку.
— Джульбарс, тубо! — приказала Неля и, видя, что гестаповец вынимает пистолет, бросилась к Джульбарсу. Схватила собаку за ошейник, стала гладить ее спину и морду. Собака немного успокоилась. Неля обняла ее за шею:
— Прощай, Джульбарс!
Евдокия Ивановна кинулась к дочери.
— Ты только не волнуйся, мамочка, ты, пожалуйста, не волнуйся… — повторяла Неля.
Джульбарс рванулся было за Нелей, потом подбежал к лежавшей в беспамятстве Евдокии Ивановне, лизнул ее лицо шершавым, горячим языком и тихонько заскулил.
Евдокия Ивановна целыми днями дежурила у здания гестапо. Восемнадцатого января ее, наконец, выслушали, сказали, чтоб не беспокоились и предупредили: Нелю увезут, нужна теплая одежда.
Мать в тот же день принесла пальто, платок, валенки. А утром девятнадцатого января в комнату к ней вбежал незнакомый мальчик.
— Скорее, скорее идите к гестапо! — кричал он.
Мать выбежала из комнаты. Она задыхалась, ноги плохо слушались ее.
В это время со двора гестапо медленно выехала закрытая машина.
Когда Евдокия Ивановна добежала до проспекта Ворошилова, машины уже не было…
— Наши в городе!
— Мы свободны!
— Красная Армия освободила Ставрополь!
Несколько девочек-подростков постучали в квартиру Белявских. На стук вышла младшая дочь Евдокии Ивановны. Веселые, радостные одноклассницы Нели, ничего не зная, спросили:
— А где Неля?
— Фашисты убили. И Валю Плугареву и Женю Буланову убили, — ответила девочка и заплакала.
А мать Нели, поседевшая от горя, стояла на улице. У ее ног сидел Джульбарс. Молча смотрела Евдокия Ивановна на родные лица бойцов. Смешанное чувство владело ею: радость освобождения и щемящая горечь утраты.
Постояв на снежном ветру, она взяла за ошейник Джульбарса и пошла к лесу. Ветер со снежной пылью и песком бил ей в лицо. Джульбарс бежал впереди, то обнюхивая землю, то тыкаясь мордой в сугробы. Умный пес понимал, что от него хотят.
Мокрая и изнемогающая от усталости и горя поздно вечером вернулась Евдокия Ивановна домой. Ночь провела без сна. А утром снова шла по знакомой дороге в лес, и Джульбарс с нею. Проваливаясь по колено в сугробы, выбиралась, вытряхивала из старых валенок снег и снова вместе с Джульбарсом искала.
— Джульбарс, ты должен найти Нелю! — просила она.
Пес греб когтистыми лапами землю.
Восемь дней блуждала по лесу Евдокия Ивановна. Восемь ночей провела без сна. На девятое утро направилась к Холодному роднику. Джульбарс, бежавший впереди, остановился у рва. Поднял морду вверх и завыл. Евдокия Ивановна подошла ко рву и замерла. На дне его лежали мертвые люди, припорошенные снегом.
С расширенными от ужаса глазами она медленно шла по насыпи и всматривалась в убитых. Вот из-под снега виднеется женская нога, рядом голова старика, а вот клочок серого клетчатого платья… Как у Нели. Евдокия Ивановна сползает в ров, пробирается к клетчатому куску материи. Джульбарс воет наверху.
Евдокия Ивановна очищает от снега труп. Над распухшей верхней губой черная выпуклая родинка.
— Не-е-ля! — закричала мать.
На другой день состоялись похороны Нели, Вали, Жени и всех погибших от рук фашистских палачей. Исстрадавшаяся Евдокия Ивановна долго не понимала, что от нее требуют. Потом слабыми руками взяла горсть земли и бросила в могилу. Ее примеру последовали школьники — друзья и подруги, которые пришли на похороны.
Десять пионеров в галстуках, надетых поверх зимних пальто, замерли впереди колонны.
Глеб узнал Сережу и подошел к нему.
— Смотри, он, — толкнул Миша Сережу.