— Предлагаю посрывать плакаты о «райской жизни» в Германии и на обратной стороне писать листовки.
— Вот это другое дело! — похвалил Вася.
Тускло, очень тускло светил огонек коптилки. Снова над бумагой склонились две вихрастые мальчишечьи головы и одна девчоночья, такая беловолосая, что, казалось, за столом от нее светлее.
Три красные пятиконечные звездочки вверху, пять внизу. Рая тихонько начала диктовать текст, который они составили днем:
«СОВЕТСКИЕ ГРАЖДАНЕ! Не верьте фашистской пропаганде, что взяли они Москву. Москвы им не видать, как своих ушей. Вместо „Драг нах остен“ они скоро будут „Драп нах Дойчланд“. Если вы настоящие советские люди, помогайте Красной Армии как можете: выводите из строя связь, машины, не выполняйте их приказов. Юноши и девушки, не верьте расклеенным по городу картинкам о райской жизни в Германии. Не ходите на регистрацию. В их хваленой Германии не рай, а фашистский ад».
Когда листовки были написаны, зашел разговор о том, где их наклеить. Ребята предлагали идти немедленно, а Рая придумала вот что:
— Мальчики внимание! Завтра я пойду на нижний рынок за картошкой, на дно сумки положу листовки, а там бабам в корзины рассую.
— А не попадешься? — спросил озабоченно Петя. — Давай вдвоем. Я буду прикрывать тебя.
— Говорят, риск большое дело. На этот раз я хочу поработать одна.
Рая понимала, почему так долго не возвращается мама из села Благодарного. Там, у родственников, она прятала от вражеских глаз свою внучку, дочь старшей Раиной сестры, которая была замужем за евреем. Мать сказала Рае, что она вполне взрослая и может хозяйничать сама, а внучка еще совсем малышка и нуждается в ней больше, чем Рая.
…Съестные припасы иссякли. Присев на корточки перед открытым кухонным шкафом, Рая переставляла посуду. Может, кусочек сала где завалялся? Или сухарик? Рая очень обрадовалась, когда на дне граненого стакана увидела застывший бараний жир. Жменька пшена, две картофелинки, луковка — и будет суп. Когда нечего есть, как назло разыгрывается аппетит.
Продать из вещей нечего — она и так осталась в одном-единственном платье. Выстирает, высушит и опять наденет. Иногда Васина тетя, Елизавета Гавриловна Рожкова, подкармливала Раю то картошкой, то кукурузной кашей.
Октябрьским вечером, когда Рая повесила над печкой выстиранное платье и улеглась в постель, в дверь три раза негромко постучали. Рая вздрогнула от неожиданности, хотя знала, что это Петя. Так они условились. Вася стучится один раз, Петя — три. Она встала с постели, надела старенькое, куцее пальтишко и, не спрашивая, открыла дверь.
Рая сразу обратила внимание на сияющие глаза Пети.
— Раечка, оказывается, мы не одни в городе. Я читал расклеенные кем-то сводки Совинформбюро.
— Ура! — закричала Рая.
— Вот бы узнать, кто они, — Петя сел за стол, — узнать и объединиться.
— А как мы узнаем?
— Да никак. — Петя внимательно посмотрел на Раю. — Скоро праздник Октября… Думали ли мы, что двадцать пятый Октябрь будем встречать в фашистской неволе?
Рая вздохнула, покачала головой. Вдруг голубые-голубые глаза ее заблестели, она подскочила к Пете.
— Знаешь, Петечка, мы встретим этот праздник не как в неволе. Хочешь?
— Спрашиваешь!
— Соберемся у нас. Песни революционные споем, стихи расскажем.
— А если Онищенко подслушает?
— Мы Таню мобилизуем покараулить нас часок.
— Ох, ты и выдумщица, Райка!
В поленнице дров, что были сложены в коридоре квартиры Слезавиных, отчим обнаружил винтовку и полную цебарку патронов. Разъяренный, он налетел на пасынка.
— Ты что, безмозглый, хочешь, чтобы нас всех перестреляли? Мерзавец! Дубина! Сейчас выброшу все это добро в колодец.
— Не надо! — подскочил к нему Петя. — Вернутся наши, они же нам спасибо скажут! И мы будем стрелять в гитлеровцев, когда они будут отступать. Маме только ничего не говорите. Очень прошу вас.
Но отчим был неумолим. Он решительно взял цебарку. Петя хотел выхватить ее. Завязалась борьба. Отчим изловчился, рванул цебарку, чуть не бегом бросился к колодцу во дворе.
К месту происшествия сбежались соседи, набросились на Петю.
— Он хочет, чтобы нас прикончили!
— Бандюга!
— Это вы бросьте, женщины, — вступился Соловьев, у которого два сына были на фронте. — Петя хороший парень.
Пока Петя молча выслушивал упреки соседей, отчим вынес винтовку и тоже бросил ее в колодец. Петя понуро побрел к Васе, в соседний дом.
Кусая губы, Слезавин со злостью рассказал другу: