— Не кричите, успокойтесь! — с непривычной для себя уверенностью сказал Себастьян. — Вы пугаете дам.
— Все дамы трусихи! Эх, стать бы мне птицей, сразу улетел бы отсюда!
— Горит и с той стороны, — сказала мадам Аврора, — скорее всего, за больницей Воспитательного дома на Солянке.
— Где, где? — переспросил Себастьян.
— На Солянке, на улице, где торгуют соленой рыбой, господин Себастьян.
Эти слова прозвучали из уст мадмуазель Орнеллы, и Себастьян начисто забыл о пожарах, которые теперь ничего для него не значили. В его ушах все звенел и звенел ее нежный певучий голос.
Капитан д’Эрбини расположился со своими драгунами в особняке графа Калицына. Мебели там было не много, но все выглядело вполне прилично. От хозяев ему досталась даже картина с купающимися нимфами, которую в суматохе сборов забыли снять. Изображенным на ней старомодным полноватым дамам капитан, конечно же, предпочел бы настоящих женщин. Однако, страдая от бессонницы, имея богатое воображение и соответствующие воспоминания, он мог мысленно заменить эти образы молодыми русскими девицами.
Полен пересмотрел все шкафы, не оставил без внимания ни одну банку, но нашел лишь сушеные фрукты да какое-то коричневое засахаренное варенье. Капитан протянул стакан, и слуга налил ему березового вина, которое он выпил одним глотком.
— Это совсем не похоже на наше шампанское, — заметил д’Эрбини, поглаживая усы.
Он сменил военную форму на ярко-красный атласный халат с подкладкой на лисьем меху. Капитан нехотя закусил вино ложечкой варенья. Тем временем Полен приготовил постель, аккуратно разостлав скатерти вместо простыней. В это время со двора донесся лай цепных псов, привязанных перед домом.
— Надо было свернуть шею этим горлопанам! Полен, иди посмотри!
Слуга выглянул в окно и сообщил, что какие-то гражданские болтают с часовыми.
— Ступай вниз и узнай, что там такое!
Капитан налил себе полный стакан и посмотрелся в зеркало, висевшее над столом. Сегодня вечером в этом московском наряде, без каски, со стаканом в руке он определенно себе нравился. «За мое здоровье!» — подмигнул он своему отражению.
Скромное убранство этих просторных комнат чем-то напомнило ему детство, проведенное в замке неподалеку от Руана, а точнее, в отцовском поместье д’Эрбини. К обеду в доме любили собираться гости: соседи, семейный священник, разорившиеся дворяне. Зимними вечерами все садились у единственного действующего камина. Д’Эрбини очень рано поступил на военную службу в Национальную гвардию, где и постигал все тонкости военного дела. Он не на словах, а на деле знал, что такое убивать, ходить в атаку и получать медали. Он столько раз уходил от смерти, что воспринимал это как должное. Однажды он всадил саблю в живот человеку только за то, что тот дерзко посмотрел на него. В другой раз он жестоко избил таможенника, который хотел взять с него плату за въезд в Париж. А тот случай в Вожираре, когда между драгунами и стрелками в кабаке завязалась смертельная драка…
В комнату вбежал Полен:
— Месье, месье….
— Стоять! Скотина!
— Там бродячие комедианты. Просятся приютить.
— Нет у меня места для цыган. Понял?
— Это французы, месье. Они жили в зеленом домике напротив, который разграбили наши молодцы…
— Пусть спят на земле! Очень полезно для позвоночника. Таких людей надо ставить на место.
— Я думал…
— Разве я плачу тебе за то, чтобы ты думал, тупица?
— Там есть молодые женщины…
— Красивые?
— Пожалуй, да…
— Веди их сюда! Посмотрим, — капитан подкрутил усы, — может, это судьба.
Едва он успел окропить себя одеколоном, который остался от графини, как явилась «судьба». Она вошла вместе с громогласной мадам Авророй, которая толкала перед собой драгуна, сердито колотя его в спину крепко сжатыми кулаками. Размахивая шалью, она тут же набросилась на капитана:
— Вы командир этих негодяев?
Д’Эрбини не успел открыть рот, чтобы ответить актрисе, как на него посыпалось:
— Объясните мне, почему вместо ремня я вижу на брюхе этого типа свою шаль? — Она с силой ударила растерявшегося драгуна в живот. — Я знаю, это ваши солдаты все разворовали в нашем доме, где мы жили два месяца! Я требую…
— Замолчите, — сказал капитан, вставая с кресла, — вы ничего не можете требовать. Весь город принадлежит нам. Эй, ты! Что ты там вытворяешь?
Виалату положил свой шлем центуриона на столик и стал примерять каску д’Эрбини, но она оказалась ему слишком велика.