Они поссорились, не успев двинуться в путь. Себастьян, нахмурившись, сидел в своем углу. Торговец в чем-то был прав: не будь этого похода Москва по-прежнему оставалась бы приветливой столицей, куда приезжали бы люди со всего мира. У него, во всяком случае, багажа было мало- помимо сабли, купленной у Пуассонара, он вез книги, немного одежды и горсть алмазов, которые прихватил из ящика туалетного столика в Кремле. В эту минуту мимо них проехала карета императора, в которой он сидел с Мюратом, одетым в красный мундир польского улана. Наконец-то, они отправлялись в путь.
Сидя на сильной казацкой лошади, подкованной на зиму, с высоты последнего холма д’Эрбини с горечью смотрел на Москву с ее многочисленными соборами, изуродованными крестами, башнями, почерневшими крышами. На Калужской дороге, на выезде из Москвы, горел Семеновский монастырь: приходилось жертвовать складированным там провиантом, чтобы он не достался противнику. Интенданты считали, что французская армия достаточно обеспечена, и надеялись пополнить запасы продовольствия в южных областях. Невиданная толпа растекалась по равнине: беспорядочная и многочисленная орда, дикая в своем разнообразии, отягощенная награбленным, медленно выставляла себя напоказ, вытекая из города и заполняя дорогу на многие километры вперед.
Среди потоков этого шумного людского вала капитан заметил коричневые мундиры португальских конников: они конвоировали колонну русских пленных. В ней были мещане, крестьяне — быть может, шпионы — и немного солдат. Пленники должны были при случае стать разменной монетой либо заградительным щитом. Он также увидел стесненную в общем потоке императорскую колонну: зеленую карету императора, пятьдесят повозок его свиты, четко выстроившиеся отряды старой гвардии в парадной форме. К своим ранцам и ремням лядунок[5] гренадеры привязали бутылки с водкой и буханки испеченного в Кремле белого хлеба. Гвардейцы шагали с песней.
Чуть ближе, на склоне холма увязали в песке перегруженные повозки. Офицеры и женщины заменяли кучеров и при случае ругались так же виртуозно, как и те. Чтобы помочь своим клячам втащить на вершину холма пушки, в постромки впрягались артиллеристы. В который уже раз застряли в песке двуколки драгун. Приходилось топтаться на месте и терять время, поскольку каждая отдельная помеха задерживала всех остальных.
К капитану подошел Бонэ. С тех пор, как д’Эрбини назначил его сержантом вместо бедняги Мартинона (и поскольку куда-то испарился лейтенант Бертон), он старался проявлять самостоятельность.
— Господин капитан, а нельзя ли как-то облегчить наш багаж?
— Круглый идиот! Когда мы вернемся во Францию, ты будешь рад получить свою долю.
Бонэ задумался. Он выпятил грудь, чтобы покрасоваться шелковым жилетом, выкроенным из китайского платья, затем, поскольку у него появилась идея, предложил:
— А чай из первой повозки? У нас его огромный запас.
— Этот чай мой, Бонэ. Я перепродам его по хорошей цене, к тому же он не самый тяжелый. Да и не станем же мы выбрасывать свою провизию. И выгружать, а потом снова грузить наши тюки при каждом препятствии в пути!
— Тогда ящики с хиной?
— Она нам пригодится.
— А картины?
— В трубках они ничего не весят. К тому же, в Париже такие вещи стоят больших денег! А может, ты хочешь выбросить золотые монеты и ту ценную утварь, что мы изъяли из церквей?
— Раненые… — сказал с рассеянным видом Полен, глядя на осла жующего сухие листья.
— Раненые?
— Действительно, они много весят, — сказал сержант.
— И больше не будет проверок, мой господин.
— Я не оцениваю людей по их весу! — покраснев, ответил капитан. — Мы нужны им.
— А если их перегрузить в другие повозки?
— Они забиты под завязку, а может, и больше!
— Остается только заставить гражданских…
— Снять раненых! — приказал капитан.
Двое драгун взобрались на повозку, чтобы вытащить зажатых между ящиками с трофеями стонущих пехотинцев; они подхватили раненых под руки и передали стоящим внизу товарищам, которые укладывали их на обочине. В то время как одни кавалеристы пытались навязать лишний груз гражданским, другие отрывали доски с бортов повозок и подкладывали их под увязшие в песке колеса, третьи толкали и тянули за веревки либо подхлестывали мулов кожаными ремнями. Чтобы вытащить из песка застрявшие повозки, точно так же поступали и остальные. Неподалеку опрокинулся фургон, попав колесом в глубокую яму, и по земле рассыпались книги с золотым обрезом. Офицер, сопровождавший повозку, пытался уберечь их от копыт и колес. Когда первая двуколка драгун снова набрала ход и от лошадей повалил пар, капитан вспомнил о раненых.
5
сумка на перевязи через плечо у кавалеристов для пистолетных или ружейных патронов.