Не зная, что ответить, Себастьян отвернулся, осветил фонарем повозку и вытащил из-под груды тюков и меховых шкур подстежку из астраханского каракуля, чтобы надеть ее под сюртук. На втором этаже особняка секретарям был выделен холодный зал, в окнах которого не сохранилось ни одного целого стекла, а небольшой запас сухих дров предназначался только для императора и походной кухни его гвардии.
Поутру они вновь отправились в путь. Чихая и сморкаясь, барон Фен и его помощник заняли места в карете рядом с дремавшей под овчинами семьей издателя, которая имела довольно жалкий вид. Один из раненых бредил. В тот день им не пришлось помогать другим беженцам в разных дорожных передрягах, которые неизбежно случались в пути.
Кортеж императора имел преимущественное право проезда, и солдаты, освобождая путь свите, разгоняли гражданских, сталкивая их с дороги. После них на обочине оставалось немало экипажей со сломанными колесами и растерянно суетившимися вокруг пассажирами. Все чаще начали попадаться беженцы, которые освобождались от излишнего груза: на дорогу летели сумки с бисером, иконы, оружие, рулоны ткани, и по ним равнодушно ступали идущие следом люди.
Переход через болота занял весь следующий день. Стоял густой туман. Разведчики отметили вешками проход для войск, и повозки вытянулись вереницей вдоль мокрой, местами зыбкой дороги, взрытой колесами зарядных ящиков и копытами лошадей. Кое-где на поверхность топи виднелись разные выброшенные предметы, которые еще не успело затянуть тиной. Сбоку от тропы из трясины выглядывала голова обреченной лошади: у измученного животного уже не было сил ржать.
Малейшее отклонение в сторону могло стать роковым, поэтому многие путники вышли из тяжелых экипажей. Испуганные дамы в длинных платьях с опаской шли между кочек и черных луж. Одна из них несла на плечах ребенка. Возницы вели лошадей под уздцы. Аврора тоже шла впереди крытой двуколки, на пропитанном дегтем тенте которой белела надпись. «Театральная труппа его императорского величества». Чтобы укрыться от дождя, Орнелла и Катрин прикрыли шляпы непромокаемой тканью. Подобрав подолы юбок, и то и дело подворачивая ноги, они, чтобы не сойти с дороги, шли, держась друг за друга. У актера-трагика Виалату уже не было сил на высокопарные речи: из-за ревматизма каждый шаг причинял ему невыносимую боль.
Ехавшая впереди коляска, еще видимая сквозь пелену тумана, без всяких видимых причин вдруг перевернулась и стала медленно погружаться в болото. Сидевшие в ней немцы орали во все горло, умоляя бросить им веревку и спасти. Огромный верзила в лисьей шубе швырнул им длинный кусок холста, который нашелся у него в телеге. Один из немцев ухватился за конец, но когда спасатель стал вытаскивать бедолагу на твердую землю, ткань с треском порвалась. Немец снова погрузился в болото.
— Это идиотизм — бросать холст, — возмутился какой-то возница.
— А у тебя есть веревка? Нет? Вот и я дал, что было!
Запутавшиеся в упряжи лошади бились в болоте, и в какое-то мгновение трясина с ужасным хлюпающим звуком затянула их вместе с экипажем. Подобные сцены не были редкостью, и люди чувствовали свою полную беспомощность.
Колонна выбралась из болота незадолго до наступления полуночи. Артисты повалились на мокрую от тумана землю. Чтобы как-то согреться, пережившие опасность люди разводили костры, в которые летели скамейки и сиденья повозок. Аврора, следуя их примеру, притащила к костру доски от ящиков из-под театральных костюмов. В обмен на еду место у огня получили двое безоружных солдат, отставших от своего полка. В огромных меховых шубах они были похожи на медведей. Один из них взял Орнеллу за плечо и, подтолкнув к огню, чтоб лучше разглядеть, спросил:
— Ты ведь играешь в театре, не так ли?
— Это написано на нашем фургоне.
— Ведь ты та самая, что рвала на себе тряпки на представлении в Москве? Это незабываемо!
— А не сыграть ли тебе только для нас? — предложил его приятель.
— Оставьте ее в покое! — крикнула Аврора.
— Тебя освистали?
Трагик Виалату и герой-любовник, свернувшись под меховыми шкурами, хранили спокойствие. Аврора стала перед ними.
— Уберите отсюда этих шелудивых псов!
— Я из-за ревматизма не могу пошевелить ногами, — стал жаловаться Виалату.
— Они не требуют ничего плохого, — добавил герой-любовник.
Директриса со злостью схватила стоящую на огне кастрюлю и выплеснула ее содержимое на ноги солдату. Тот с ругательствами отскочил в сторону: