Неподалеку от крепости санитары заносили больных в мрачное здание, где был развернут госпиталь. Мокрые от пота, несчастные облизывали черным сухим языком губы, и им вместо воды давали снег. Из разговора с санитаром д’Эрбини узнал, что в городе свирепствует тиф, что накануне прибыл император, что начали распределять продукты, и что в первую очередь их выдают гвардейцам. «Как все удачно складывается, — радовался капитан, — мы же относимся к гвардии. Где же склады?» Санитар объяснил ему, как туда добраться, добавив, что продукты выдаются только по справке военной администрации, заверенной подписью и печатью. К счастью, в крепости капитан нос к носу столкнулся с инспектором Пуассонаром из службы продовольственного снабжения, и это позволило капитану рассчитывать на получение необходимых документов для себя и своих драгун без лишних проволочек. Он, как вкопанный, встал перед укутанным в меха, пышущим здоровьем инспектором, который с важным видом восседал за канцелярским столом.
— Выпиши мне справку, старый плут! — потребовал капитан.
— Вы офицер? Из какого полка?
— Что? Не узнаешь меня?
— Что-то не припомню…
— Д’Эрбини, чертов ворюга!
— Постойте, постойте… Ну да, возможно…
— Что значит, возможно?
— Знаете ли, с вашей бородой… Но нос узнаю, такой же длинный.
— Поторопись, чтобы мы успели получить пайки.
— Сколько у вас человек?
— Двадцать девять.
— Ха, в Москве у вас была сотня.
— Давай побыстрее!
— А лошадей?
— Одна моя и четыре мула.
— Овес отпускается только лошадям.
Пуассонар старательно заполнил бланк, подписал его, промокнул чернила, приложил печать и сказал, протягивая документ:
— С немецкими обозами мы получили муку, овощи и даже говядину.
Представляя себя за обеденным столом с говяжьей отбивной на косточке, капитан привел остатки эскадрона на склад. Упитанный и хорошо одетый кладовщик стал выкладывать из разных ящиков продукты: зеленый горошек, ржаную муку, три куска говядины, бутылки красного вина, которые тут же были распределены между гвардейцами.
На улице, ведущей к крепости, драгуны, взбодренные мыслью о предстоящем обеде — первом настоящем обеде после стольких недель голодовки — наткнулись на банду худющих оборванцев, вооруженных штыками и палками с набитыми на концах гвоздями.
Обе группы застыли в напряженном ожидании, обмениваясь злобными взглядами. Одни хотели спасти свои пайки, другие — завладеть ими. Туши мертвых лошадей настолько замерзли, что отрезать от них хоть кусочек было невозможно. Совсем недавно люди, стоящие друг против друга, были собратьями по оружию, теперь же, чтобы завладеть мешочком муки, готовы были убивать, как дикие звери. Драгуны, стоявшие в первом ряду, обнажили сабли, стоявшие позади стали заряжать ружья.
Стороны не спускали друг с друга глаз. Когда капитан уже взводил курок своего пистолета, Полен предложил ему:
— Господин капитан, у нас есть несколько кусков говядины, может, пожертвуем одним из них?
— Отдать часть пайка? Ни за что! Ты, похоже, думаешь, что у нас есть лишнее?
— Этим отощалым нечего терять.
— Чего не скажешь про нас.
— Они опасны.
— Раз хотят, чтобы их изрубили саблями, тем хуже для них.
— Когда вас окружают дикие звери, господин капитан, то самое лучшее — бросить им что-нибудь из съестного. И пока они будут грызться между собой за свой кусок, можно унести ноги.
Капитан, порывшись в мешках, вытащил за кость говяжью четверть. Раздвинув ряды своих драгун, он выехал вперед и швырнул мясо под ноги банде оголодавших оборванцев. Полен оказался прав. Вокруг упавшего в снег куска мяса мгновенно образовалась свалка; замелькали кулаки, пошли в ход штыки; сбитые с ног люди падали, хватая друг друга за горло. Воспользовавшись завязавшейся дракой, капитан и его люди ушли к крепости, где надеялись хорошо поесть, промочить горло и разыскать свою бригаду, а если не удастся, то присоединиться к какому-нибудь гвардейскому полку.