— Это какой-то ужас! Это просто убийство!
В темноте кто-то наступил ему на больную ногу, а префекта от самой Москвы мучила ужасная подагра. В ответ на его причитания раздался неудержимый хохот, вызванный неуместностью его упреков в подобной ситуации. Боссе сам почувствовал это и рассмеялся вместе со всеми. От смеха ранки на потрескавшихся губах Себастьяна снова разошлись и закровоточили. Минута благотворного веселья принесла долгожданный сон, на который оставалось, к сожалению, всего несколько часов.
Во сне Себастьяна Рока посещали одни и те же видения, звучали одни и те же голоса. Главное место в них занимала Орнелла. Себе он отводил благородную роль спасителя, растягивал пережитые вдвоем минуты и изменял их по своему усмотрению. Во сне он был смел. Он вновь видел себя в ложе московского театра, на сцене которого стояла Орнелла, преисполненная презрения к пошлым репликам грубых и шумных солдат. Распахнув на груди блузку, она с пренебрежением смотрит на них, ее взгляд встречается с взглядом Себастьяна, и он решительно направляется к ней, расталкивая горлопанов, опрокидывающих свечи рампы, чтобы добраться до актрисы. «А сейчас вам надо одеться», — говорит он и без всякого перехода, в соответствии с бессвязной логикой сна, набрасывает на ее плечи серебристую лису, купленную недавно за бриллианты в модном парижском магазине «У испанской королевы». «В этой шляпке вы будете бесподобны!» — с этими словами он надевает ей на голову, словно корону, маленькую шляпку, лаская при этом ее черные локоны. Затем они гуляют среди молодых лип Пале-Рояля, почему-то похожих на пучки перьев, и там встречают мадам Аврору под руку с бароном Феном. Одетая как маркитантка, директриса с бочонком водки на перевязи и во фригийском колпаке, кричит им:
— Уезжайте! Уезжайте! Огонь уже на Солянке!
— Где?
— На Солянке, на улице, где торгуют соленой рыбой, господин Себастьян, — отвечает Орнелла, немного сюсюкая.
— Не называйте меня господин.
— Уезжайте! Уезжайте! Сейчас нагрянут казаки!
Они добегают до бульвара Тампль, где их задерживает толпа зевак. Беззаботная публика смеется, когда Орнелла говорит им о казаках. Чуть дальше перед невысоким помостом собралась разношерстная публика; Себастьян и Орнелла присоединились к ней, и, содрогаясь от страха, смотрят представление Несгораемого — ярмарочного фокусника, глотающего кипящее масло, разглядывают двухголовых телят, девочку с бородой, запряженных в крохотные тележки дрессированных блох.
— Ничего не бойтесь, Орнелла, — говорит Себастьян, — эти люди легко справятся с казаками.
— Но это же монстры.
— Знаешь, мы все монстры, — печально отвечает он, оставаясь в рамках своего хорошо продуманного образа.
— Даже в Тюильри?
— Даже в окружении императора. Я поведу тебя туда на ближайший бал. Эй, ты царапаешь меня.
Реальность беспардонно вторглась в сон: по лицу Себастьяна пробежала мышь.
Колонны французов, плененных у Березины, брели в глубь России. И если они не были офицерами и не попали в плен к регулярным частям, то им оставалось только завидовать мертвым. Казаки, по своему обыкновению, сняли с них все ценное, меха и кашемир приторочили к седлам, наполнили золотом седельные кобуры. Полураздетых пленников, еле тащившихся нетвердой походкой по заснеженной земле, конвоировал отряд конников-калмыков. Офицер в высокой косматой папахе время от времени хлестал их нагайкой. Спина Орнеллы была исполосована так, что она уже не чувствовала ударов, ее ноги были сбиты и обморожены, глаза наполовину ослепли от слез, на свалявшихся от грязи волосах образовались сосульки. Ей хотелось упасть, уснуть и умереть во сне, ничего не чувствуя и не видя, но всех, кто падал, тотчас же добивали стрелами: всадники ловко выдергивали их из полных колчанов, притороченных к седлам. Захватчики не имели права на приятную смерть от холода. Они должны были жестоко поплатиться за сожжение святош города. Забавы ради калмыки колотили обессиленных пленников луками по головам.
Орнелла услышала крик офицера; сквозь мутную пелену, застилавшую воспаленные глаза, она увидела, как тот показывает рукой в сторону леса. Казаки тоже закричали и призывно замахали руками, принялись дружно кричать. Орнелла увидела, как на опушке леса появились приземистые фигуры в овчинных тулупах, вооруженные косами, топорами и дубинами, Дождавшись, когда они подойдут ближе, офицер развернул коня и поскакал прочь, увлекая за собой казаков. Они оставили пленников крестьянам.