Несчастные невольно прижались друг к другу, но мужики, осыпая их ударами, построили пленников в колонну по одному. У матери отобрали мертвого младенца, которого та прижимала к себе, и бросили его в снег. Женщина испустила длинный истошный крик, тут же получила удар лопатой в живот и скорчилась на припорошенной снегом земле. Вокруг нее стало растекаться яркое кровавое пятно. Крестьяне не стали добивать ее, и колонна невольников, подгоняемых палками и черенками кос, углубилась в лес, пробираясь сквозь больно царапавший колючий ельник.
Орнелла равнодушно смотрела на свои кровоточащие ноги, словно они принадлежали не ей, а кому-то другому. На краю поляны дровосеки, громко ухая, споро рубили толстую сосну, щепки так и летели в разные стороны. Иногда в ритмичный перестук топоров вплетался тонкий продолжительный звон — топор падал вкось и отскакивал от твердого дерева. Что задумали русские? Поставить пленных под это дерево, чтобы оно задавило их при падении?
Около сотни крестьян собрались вокруг поляны, на которой в ожидании своей участи застыли пленники. Из-под круглых шапок мужиков свисали длинные волосы, на коленях красовались заплаты, у многих за пояс были заткнуты солдатские палаши и тесаки, брошенные отступавшими французами. На женщинах были одеты теплые платки, овчинные полушубки и валенки.
Между тем сосна с жалобным скрипом рухнула, и мужики быстро очистили ее от сучьев. Крестьяне подвели к гладкому стволу своих узников — с полсотни отупевших и покорных судьбе обмороженных мужчин и женщин. Беззубая крестьянка, схватив Орнеллу за шею, прижала ее затылком к стволу. Других пленников уложили точно так же по обе стороны поваленного дерева. Можно было начинать обряд.
Орнелла подумала, что скоро холод избавит ее от мук, но из обрубленных ветвей мужики разожгли большие костры. Внезапно она почувствовала, как задрожал ствол дерева: крестьянки громко затянули какую-то песню и, отбивая ритм, с неистовой яростью колотили по дереву палками. Гул от ударов прокатывался по стволу и жутким звоном отдавался в головах пленников. А бабы продолжали колотить и завывать, будто ведьмы, и от их стука у безмолвно лежавшей на снегу Орнеллы начались судороги, заставившие ее вопить от нестерпимой боли. Покуривая трубки, мужики наблюдали за этой вакханалией со спокойствием людей, выполнивших свой долг и божью волю. Настроенные попами против французов, они подвергали пленников медленной смерти во имя Иисуса Христа, царя и православных святых. А злобные фурии продолжали яростно колотить палками по дереву, горланя патриотические песни.
В начале декабря, несмотря на сильные холода, Наполеон пребывал в прекрасном расположении духа. К нему стали поступать обнадеживающие новости. Четырнадцать курьеров, задержавшиеся в пути из-за передвижений русских войск, один за другим доставляли ему важные сведения об обстановке во Франции. Мале и его сообщники были расстреляны, и это событие прошло незамеченным. Из-за отсутствия правдивых сведений парижане мало знали о бедствиях армии. Губернатор Бассано писал, что в Вильно — на расстоянии всего двух дневных переходов — армию ждут полные продовольственные и вещевые склады, и что к городу подходят австрийские союзники. Правда, русские войска тоже недалеко. Единственное, что нарушало душевный покой императора, так это отсутствие польской легкой кавалерии, прибытия которой он ждал вот уже несколько недель, но Бассано из-за нехватки средств медлил с ее отправкой.
В темной комнате главного штаба, главный камердинер Констан зажигал тонкие смолистые лучины и за неимением подсвечников вставлял их в деревянные чурки. Эту операцию приходилось повторять каждые пять минут, но в Литве именно так освещали помещения. Огонь бросал красные отсветы на круглые стекла очков Даву, искрился в золотых брандебурах Мюрата, придавал медный оттенок припудренному парику Бессьера, прятался в густых бакенбардах и рыжеватых волосах Нея…
— Мы идем навстречу нашим подкреплениям, — говорил император, — русские же удаляются от своих. Ситуация выправляется. Бертье, вы отправили своего адъютанта в Париж?
— Как было оговорено, выехал Монтескью.
— Когда?
— Два дня назад.
— Значит, пришло время отправляться и мне.
Император объяснил маршалам, что для мобилизации новых войск и нейтрализации происков мятежной Европы, он будет более полезен в Тюильри, нежели в отступающей армии. В Вильно люди пусть отдохнут; подлечатся, отъедятся, купят себе пристойную одежду. Неделя отдыха это было то, что надо измученным голодом и холодом людям.