— Мале! Сколько их будет в Париже, набивающих себе цену, чтобы я забыл об их малодушии. Однако сколько было тех, кто больше помышлял о новой революции, чем о регентстве? Посмотрите на интриганов, что вьются вокруг императрицы! Думаете, они хотят помочь ей? Да нет, разумеется. Скорее, чтоб задушить ее. Умри я, и все было бы уничтожено. Они не соответствуют своему положению и завидуют друг другу.
— Вы часто преувеличивали их зависть, сир.
— И это говорите мне вы, господин герцог? Друг мой! Если бы вы только знали имена тех, кто требовал от меня вашей смерти! И знаете почему? Потому что ваше дворянское происхождение, маркиз старого режима, имеет многовековые корни, и по этой причине они умирают от зависти. Герцог Винченцкий! Да вам наплевать на этот титул, не так ли? Но этого не скажешь про титул маркиза де Коленкур. Это свора завистников! У них никогда не будет ни умения держаться, ни благородства настоящих дворян. И даже через десять лет они останутся такими же мужланами. Я правлю ради их детей.
Позади, далеко позади брели жалкие останки когда-то могучей армии: несколько тысяч изможденных оборванцев приближались к Неману. Около десятка несчастных дремали вокруг тлеющего костра в избе с разобранной на дрова крышей.
— Господин капитан, — пробормотал окровавленными губами Полен, — уже светло…
— Отвяжись! Я знаю, что еще ночь, и что еще теплятся угли.
— Да нет же…
Трагик Виалату провел рукой перед глазами капитана. Ни слова не говоря, он повернулся к Полену. От мороза и ослепительно сверкавшего на солнце снега д’Эрбини ослеп. Товарищи по несчастью помогли ему стать на ноги.
— Пойдемте, господин капитан.
— Что за черт! Да я ничего не вижу!
— Это от мороза, господин капитан, скоро ваши веки откроются.
— Да они и так открыты!
— Лед на ваших глазах скоро растает. А пока наденьте эту повязку, — предложил Виалату, отрывая полосу ткани от одной из курток, прихваченных вместе с сапогами и перчатками у виленской графини.
— Как же я буду идти с одной повязкой на глазах, с другой — на рту, с третьей — на ушах?
— Положите руку на мое плечо, господин капитан, я поведу вас.
— Где оно, твое плечо? — ворчливо спросил капитан.
Полен подхватил свою еловую палку, а Виалату сумки. Как обычно, по утрам им попадались трупы тех, кто окоченел за ночь. Черные от копоти, покойники лежали вокруг мокрых биваков. Один замерз, подкладывая в костер ветки. У него не было пальцев и, казалось, что он улыбается. Но, как часто повторял капитан, умереть от холода — не самое страшное: заснул — и все.
По полю в одном и том же направлении двигались люди, похожие на зомби. Они шли, будто пьяные, нетвердой походкой, теряли равновесие, падали и уже не поднимались. У некоторых из носа обильно шла кровь; она тут же остывала и замерзала на небритых лицах. В воздухе порхали крохотные сверкающие снежинки кристаллики льда. Камнем упала на землю и разбилась ворона. От мороза раскололся ствол дерева. Некоторые солдаты были босы, и их ступни стучали по земле, словно деревянные башмаки. Сквозь глубокие порезы белели кости, но несчастные уже ничего не чувствовали. Природа словно в ужасе замерла, лишь шаркающие шаги полумертвых от холода и голода людей нарушали полную тишину.
Внезапно рука капитана потеряла опору. Он споткнулся о чье-то тело и сам растянулся во весь рост на снегу. Д’Эрбини приподнялся, стал шарить рукой слева, потом справа от себя, нащупал тело, о которое споткнулся, и услышал голос Полена, который еле слышно бормотал:
— Бросьте меня…
— А кто будет вести меня, бездельник?
— Господин Виалату…
— Ну, уж нет! Деньги за службу я плачу тебе!
— Уже давно не платите…
— А те монеты казначейства, что ты засунул в штаны, обманщик?
— Оставьте меня здесь, я засыпаю…
— Тебе расхотелось увидеть Руан, глупец?
— Он далеко…
— Терпеть не могу таких манер!
Пар от дыхания инеем оседал на прикрывавших половину лица шерстяных шарфах; говорить они больше не могли, и капитан, схватив Полена за руку, силой заставил его подняться на ноги. Виалату, чтобы приободрить их, тихо сообщил:
— Впереди деревня или город. Я вижу дома.
Они смешались с другими группами беженцев, которые стекались к Ковно. Виалату шел впереди, Полен держался за его плечо, а капитан — за плечо слуги. Так, держась друг за друга, они добрались до харчевни, не ведая, что в ней незадолго до того останавливался сам император. К вмурованным в стене кольцам были привязаны сани. Виалату подвел своих шатающихся товарищей к дверям и открыл ее. Хозяин-итальянец загородил им вход. Но тепло, которое исходило из харчевни, придало им силы. Развязав шарф, закрывавший рот, актер с надменным видом произнес: