Карета сворачивает налево, спускается по улице предместья Сен-Лоран, затем Сен-Мартен, минует выстроившиеся в четыре ряда липы Больших бульваров, которые заменили древние городские укрепления. Экипаж въезжает в слабо освещенные узкие улочки с беспорядочной застройкой. В это время суток они безлюдны и свободны от прилавков и столов, на которых днем торговцы выставляют товар.
И, наконец, перед ними императорский дворец Тюильри. Кучер въезжает через портик павильона Орлож. Почтовая карета останавливается перед часовыми, охраняющими парадный вход с колоннадой. Берейтор почтительно открывает дверцу кареты, и первым из нее выходит Коленкур, расстегивая плащ, из-под которого видна позолота мундира. Часовые пропускают приезжих, одетых в меховые плащи и зимние шапки. Часы бьют полночь.
Коленкур, император и Себастьян поднимаются по двойной лестнице, ведущей в вестибюль дворца, быстрым шагом проходят под аркой крытой галереи первого этажа с окнами в сад и стучатся во вторую с конца галереи дверь. Это апартаменты императрицы. Раньше их занимала королева, позднее Комитет общественного спасения свез сюда мебель из Версаля и Трианона и разместил в них армаду секретарей. На стук никто не отвечает. Коленкур продолжает стучать. Слышатся шаркающие шаги. Дверь приоткрывает седой швейцар с взлохмаченными волосами и влажными глазами. На нем ночная рубашка, как и на его жене, испуганно выглядывающей у него из-за спины с фонарем в руке. Обер-шталмейстер понимает, что причиной этого страха является его далеко не светский внешний вид и давно небритое лицо, и распахивает плащ, чтобы показать расшитый генеральский мундир. Но швейцар все так же подозрительно смотрит на них.
— Я герцог Винченцкий, обер-шталмейстер его величества, — шепотом произносит Коленкур.
За спиной швейцара шуршат юбки — к ночным визитерам спешат горничные императрицы. Император снимает с себя шапку и польский плащ. Наконец его узнают, вначале с изумлением, затем с радостью. У швейцара на глазах блестят слезы. Император прощается со своими спутниками:
— До свидания, Коленкур. Вам тоже нужно отдохнуть.
Дверь затворилась. Обер-шталмейстер и секретарь остались одни в темной дворцовой галерее, с их грубых сапог на навощенный пол натекли небольшие лужицы грязной воды.
— Вам есть куда идти?
— Нет, господин герцог.
— Тогда следуйте за мной.
По дороге к выходу им повстречался озабоченный камердинер в зеленой ливрее двора.
— Господа, это правда, что говорят?
— А что говорят?
— Что его величество вернулся.
— Вижу, что слухи распространяются быстро.
— Так это правда?
— Пойдемте, — сказал камердинеру Коленкур, — вы нужны мне.
Обер-шталмейстер и Себастьян сели в ту же почтовую карету, которая привезла их к дворцу, а камердинер расположился рядом с кучером. Они направились к великому канцлеру Камбасересу на улицу Сан-Доминик, что на другом берегу Сены, чтобы оповестить его о прибытии императора. Карета прогрохотала колесами по новому каменному мосту напротив Тюильри, проехала под портиком бывшего особняка Роклор, купленного и отреставрированного Камбасересом, которому нравилось давать здесь пышные, но скучные обеды. Над дорическими колоннами ворог в глаза бросалась крупная надпись «Особняк его светлости герцога Пармского».
Ворота вели в мощеный двор, в глубине которого располагалось массивное здание с подъездами в каждом крыле; окна салонов манили своим ярким желтым светом. Коленкур и Себастьян вышли из кареты, прислуга Камбасереса попытался было остановить их перед входной дверью, но камердинер из Тюильри шепотом объяснил коллеге суть дела. Дверь перед ними распахнулась настежь.
Едва Коленкур со своим спутником появились на пороге просторного салона, как из-за столиков для игры в вист с удивленным видом встали господа в устаревших напудренных париках, облаченные в щегольские наряды из атласа и бархата.
— Кто пропустил сюда этих бродяг? — спросил один из них, поднося к глазам лорнет.
— Служба императора, — громко произнес Коленкур.
— Кто вы, в конце концов? — спросил какой-то элегантный господин в полосатом жилете.
— Доложите обо мне Великому канцлеру, — сказал Коленкур камердинеру из Тюильри, который в сопровождении коллеги направился к мраморному холлу, в кабинет Камбасереса.
— Это невероятно! — возмутился один из гостей. — Вы перепутали время, сударь. Стены этого дворца видели всякое отребье, но то было во времена Революции!