— Нет, «Разговорниками» могут пользоваться только одарённые, напитывая конструкт Силой, а амулеты защищают даже лошадей.
— Тогда, он нашёл ещё и место где можно добыть много алмазов.
— Возможно.
— Ты прав, брат, Долгорукова конечно молодая и красивая, но далеко не глупая курица. А этот её фаворит, и вовсе мне очень интересен. Что же до её предложения…
— Мой хан, я донёс до тебя её слова, но не думаю, что к ним следует прислушиваться даже на миг. Турция наш союзник уже на протяжении сотен лет, и выгодность этой дружбы не подлежит сомнению, как и сила осман. Сегодняшнее поражение, всего лишь камешек попавший в туфлю султана, который он просто вытряхнет.
— И ты знаешь как.
— Русские всего лишь люди, с их недостатками, дурными привычками и склонностью к преувеличению собственной неуязвимости. И главное, их немного.
— Но это не помешало им заставить утереться Батал-пашу и Арслан-бея.
— В открытом бою, они и мне оказались не по зубам. Но я не предлагаю драться с ними. Нужно просто распространить весть о том, что каждый русский и его лошадь носят на себе по два невероятно дорогих защитных амулета. К тому же донести эту весть и до казаков. Небольшие отряды и одиночки сами начнут охотиться на русских. Жадные до наживы, найдут способы убить даже одарённого, чтобы забрать с его тела дорогой трофей. Нам останется только наблюдать со стороны, как силы великой княгини будут таять подобно снегу, под жаркими солнечными лучами.
Глава 7
— Пётр, так не честно! Ты совсем не собираешься мне помогать? — выйдя из-за стола и подбоченившись, возмутилась Долгорукова.
— Помилуйте, ваше высочество, я только и делаю, что помогаю вам, — отверг я наглую ложь.
— Опять⁉ Мы одни, ты видишь? Тут кроме нас больше никого нет, а ты опять обращаешься ко мне на вы.
— А что мне делать, если со мной снова говорит не моя любимая Машенька, а великая княгиня Долгорукова? Мы же договорились не мешать дела и личное.
— Но я ведь предлагала выход из этой ситуации.
— Свадьба? Я вас умоляю, Мария Ивановна, о чём вы вообще?
— А что такого? Древность рода и сила дара вполне позволяют тебе стать моим супругом.
— Ага. Осталось только дождаться моего совершеннолетия.
— Ерунда. В исключительных случаях я могу позволить своим вассалам вступить в брак до двадцати одного года. Тут всего-то нужно, чтобы твой батюшка дал вассальную присягу. Уверена, что он не откажется. И сама я имею право выйти замуж, как глава рода, для обретения наследников.
Угу. Если на гражданской службе можно обзаводиться семьями сразу по окончании университета, то военным не раньше первого срока службы, то есть, двадцати четырёх лет. Однако, как всегда, везде есть свои но.
— А вот тут не факт. По существующим законам главой рода становится супруг с более высоким рангом, — парировал я.
— Но ты ведь всегда говорил, что не желаешь быть князем.
— Я и сейчас это говорю.
— Значит будешь консортом, — нанесла она сокрушительный удар по моим доводам, а потом прищурилась, и прошипела коброй. — Или ты меня не любишь?
— Люблю, — поспешил я с ответом.
— И-и-и?
— Вот как-то не ко времени сейчас заводить речь о женитьбе. Не находишь? Опять же, государь воспротивится подобному браку, а нам сейчас ссориться с ним пока как-то не с руки.
— Ты поэтому не участвуешь в делах, чтобы мы как можно дольше не могли с ними управиться.
— Да как не участвую-то? — моему возмущению не было предела.
— Ага. Только всё твоё участие сводится к высказыванию предложений, а нам после разгребать.
— Чего это только предложений. Я, между прочим, и пути решения озвучиваю.
— Только ни в чём участвовать не желаешь.
— Зато я за всё это плачу.
— Уже не за всё. Нами взяты богатые трофеи.
— То есть в моих деньгах, ваше высочество, вы больше не нуждаетесь?
— Опять⁉
— Ну мы же по работе.
— Я тебя прибью, Шелест!
И ведь едва не осуществила своё намерение. Нет, я бы конечно увернулся. У меня изначально всегда имелось перед ней преимущество, а с ростом дара, оно только усилилось. Но я предпочёл пропустить удар. Вот только не ожидал, что кулачок Марии окажется настолько крепким.
— Хек! — пропустив удар в душу, переломился я в поясе.
— Ой, Петя! Прости! — всполошившись склонилась она надомной.
— Ничего, будет мне впредь наука, чтобы не учил вас драться, ваше высочество, — через силу произнёс я.
— Ты неисправим.
— Брось, Машенька, ты же и сама понимаешь, что я чего-то стою только на коротких дистанциях. Если вдолгую, то это уже не ко мне, — приходя в себя, примирительно сказал я.