Повисла неловкая пауза, дьяк имел амулет портала, но даже не подумал уходить самостоятельно. Правильно в общем-то и делает. Он конечно полагает, что благодаря своей особенности я могу противиться узору, но полностью не доверяет, а потому и оставить меня наедине с великой княгиней не может.
Ну и с-сволочь же, царь батюшка. Придёт срок, и я точно его пришибу. Нет, я ничуть не лучше его. И яркий тому пример Успенский, стоящий передо мной. В отношении троих компаньонов меня где-то оправдывало то, что я выдернул их со дна, где они просто сдохли бы. Чего не сказать о нем, Игнатове и хлопах. Это после мои бойцы сами согласились принять узор, ради сохранения тайны. Кстати, все работники Тайного приказа получившие это украшение в ту же копилку, пусть и не я там накладывал узоры.
Так что, по большому счёту я понимал царя, и даже где-то одобрял его действия. Такого кадра как я, нужно держать под контролем, и извлечь из него максимум выгоды. Но между понять и принять есть одна большая разница. Это ведь касается лично меня, так что, ничего-то я ему прощать не собирался.
— Полагаю, что нам пора возвращаться, — наконец произнёс я.
— Когда отправляетесь в Архангельск, Пётр Анисимович? — спросил Успенский.
— Полагаю, что завтра поутру.
— Ясно. Хочу сразу предупредить, что пока мы не убедимся в вашей лояльности, и в том, что узор нанёс именно его величество, вам лучше не появляться во дворце, ни обычным порядком, ни порталом.
— Логично, — после секундной заминки, согласился я.
— А моё мнение никто не хочет спросить? — возмутилась Мария.
— Нет, — едва ли не хором ответили мы.
Я-то в себе не сомневаюсь, а вот Успенский совсем другое дело. Ну и зачем усложнять ему жизнь. У него и без того голова пухнет от забот, и у меня нет никакого желания нагружать его сверх меры.
Сначала ушли они, в портал открытый Успенским. Затем я уже прямиком в свой двор, где вновь оказался под прицелом недовольного десятника. А кому понравится, когда вот так шастают тут и нервируют, пусть это и хозяин дома. Я слегка развёл руками в извиняющемся жесте, мол прости, но ничего не попишешь.
Ужинать пока рано, поэтому я направился прямиком к Илье, лежавшему всё на той же постели, разве только Агафья сменила ему простыни. Ну и вид у него куда лучше, чем когда я его оставил.
— Пётр Анисимович, — попытался подняться он.
— Да не дёргайся ты, Дымок, — положив ему руку на грудь, вернул я его в прежнее положение.
— Да я уже нормально себя чувствую, — возразил было он.
— Евграф Степанович что сказал?
— Лежать велел.
— Вот и лежи, набирайся сил и выздоравливай. Должен же завтра кто-то носить за мной шар. Или мне прикажешь этим заниматься.
— А если не встану? — спросил молочный брат.
— Не встанешь завтра, поднимешься послезавтра. У меня тут долгое путешествие выдаётся, так что готовься гулять по порталам, как бы неприятно тебе ни было. Если хочешь конечно. А то, мне ведь и за Лизой присмотреть надо.
— Я с тобой, Шелест. Только… — осёкся он.
— Говори, Дымок, — подбодрил его я.
— Если чего секретное, может тогда Хруста, а я к Александру Фёдоровичу в помощь.
— Ты уж доказал, что верить тебе можно целиком и полностью.
— Можно, — хмыкнул он. — Сломали бы меня. Прав ты был, Шелест, рано или поздно говорить начинают все. Силы во мне ещё оставались, но чует моё сердце, сломали бы.
— Значит нужно постараться больше не попадаться. Но ни неволить, ни попрекать я тебя не стану, если не хочешь, то можешь не идти. Говорю же, присмотришь за Лизой.
— Я хочу пойти с тобой, Шелест, но боюсь подвести.
— А ты не бойся. Выздоравливай, брат, — я пожал ему руку, и вышел из комнаты.
Поднялся к себе в кабинет, и устроившись за рабочим столом открыл шкатулку с заготовками. Взял каменную пластину, и расколол её на две половинки, после чего в их телах вывел плетения конструктов, получив на выходе комплект «Поводка». После чего изготовил ещё один. Вот так я могу, шпионские штучки походя на коленке ваяю.
Глянул на часы и вздохнув уставился в пространство. Заняться нечем. Подумал было взяться за изготовление «Разговорников», в надежде скоротать время за монотонной работой. Однако понял, что при этом голова будет свободна, и ничего путного, кроме накручивания себя, у меня не выйдет.
Поэтому подтянул медный лист, заготовку для печати лубка, и взялся за кисть. Прикинул, что там у меня шло дальше по сюжету, и начал рисовать. Читать мне не интересно, потому как этот процесс у меня слишком уж быстрый. А вот рисовать, подолгу обсасывая одну и ту же сцену, уже совсем другое дело.