Раздался громкий, показавшийся оглушительным треск кустов, и на поляну вломился мой ночной кошмар. Лишь позже я поняла, что медведь был всего лишь чуть выше роста взрослого человека, но в тот момент мне он показался огромным, возвышающимся над кронами деревьев. Мозг лихорадочно пытался найти выход, при этом самый простой — сбежать, почему-то не пришёл мне в голову. Я запаниковала, попыталась кинуть кунаи, но против подобного зверя они были бесполезны. Раньше, чем я поглотила бы его чакру, зверь разодрал бы меня на куски, надежды на нин-проволоку тоже не было. Оставалось лишь одно дзюцу в моём арсенале — так хорошо показавшая себя с кабанами техника цепей.
Я вытянула руки, тщетно пытаясь опутать зверя цепями, но чувства паники и безысходности совершенно разрушили мой контроль. Мои ладони окутывались облачками дыма, но ничего так и не происходило. Зверь довольно рыкнул и с потрясающей для его размеров скоростью кинулся на меня. В этот момент стало понятно, что жизнь отважной куноичи Помидорки-чан бесславно закончится в этом лесу, а о её «ужасной мести деревне» не узнает даже самый паршивый генин Кусы. Я в отчаянном жесте вытянула вперёд руки, всем сердцем страстно желая, чтобы это проклятое дзюцу наконец-то сработало. Искреннее стремление души, подкреплённое всепоглощающим ужасом, воля желающей выжить куноичи — и не две, а четыре цепи устремились к медведю и, вонзившись в него, превратили громадную тушу в водопад окровавленных ошмётков.
Со стекающей по лицу кровью я стояла, пытаясь прийти в себя и осознать происшедшее. Цепи не были металлическими — они состояли из желтоватого светящегося материала. Они не были тонкими — каждое звено было больше моей ладони. Звенья не были гладкими — каждое было снабжено двумя острыми шипами. Они не вырвались из рук — рассерженными змеями взметнулись из-за моей спины. Я не имела ни малейшего представления, что здесь произошло, но понятно было только одно. Это. Не. Хенге.
*
Это не было дзюцу, это не было манипуляцией чакрой. Это было чем-то непонятным, невообразимым и почти что волшебным. Для того, чтобы вызвать цепи, мне не нужно было соединять дух и тело, достаточно было горячего желания и силы воли. Всего лишь ценой одного смертельного испуга я стала могучей куноичи, способной сразить любого врага. И, к моей полной досаде, подобная сила была практически бесполезна для целей, которые я поставила перед собой. Ну и к тому же, эти цепи всё-таки состояли из чакры, а значит если я не стану сильнее, то после пары-тройки применений моего обмякшего тела не хватит даже на один укус какому-нибудь раненому ублюдку.
Какой бы могущественной я ни стала, без огромного опыта противостояния множеству врагов, меня быстро сомнут, подловят на ошибке и уничтожат. За моими плечами были лишь разрозненные учебники, а без обучения под присмотром опытного сенсея мой боевой путь грозил стать очень и очень коротким. А значит ничего не изменилось — я должна быть незаметной, как призрак, неслышно возникать из теней, поражать цель и пропадать без следа. И даже в этом случае участвовать лично было очень опасно, а значит за меня будут отдуваться мои верные клоны.
Я с удвоенной силой взялась за учебники, с утроенной — за тренировки. И это не было фигурой речи — мои объёмы чакры, вследствие обильного калорийного питания, изматывающих тренировок и интенсивной учёбы, заметно возросли. Теперь выматывающая усталость возникала, когда количество клонов переваливало за десяток. Пусть это и не была армия одного человека, как у одного белобрысого засранца, зато открывались захватывающие перспективы в учёбе. Наконец-то я получила возможность одновременно изучать гендзюцу, фуиндзюцу и делать первые шаги по направлению к сейшитсухенка — достаточно было лишь поймать парочку кабанов, дабы снабдить себя и девчонок чакрой.
Не понимаю, почему у Конохи такая фиксация на листьях? Интересно, все ли окрестные деревья возле их Академии ободраны до голых веток? Шуншин — маленький смерч листьев, концентрация — лепишь лист к переносице, Футон — режешь лист, Катон — сжигаешь, Дотон — превращаешь в пыль, Суйтон — мочишь, а Райтон — комкаешь. Интересно, как изучают стихии засранцы из Суны? Жгут и режут песок? За неимением специальной бумаги, клоны тщательно пытались поймать хоть малейший отзвук, хоть минимальное сродство с одной из стихий, но тщетно. Жаль, что метод Наруто — снести любое препятствие армией клонов — мне не доступен, надеюсь лишь, что «пока».
Мои успехи в фуиндзюцу тоже пока что не обнадёживали. О нет, у меня прекрасно получались все начальные печати, те примеры из книг, которые называли «сложными» были совершенно очевидны. Но фраза из вступления в книге, призванная вызвать энтузиазм у какого-нибудь болвана типа Наруто, крепко засела у меня в голове. «Мастер фуиндзюцу может наносить печати касанием, без кисти и чернил». Благодаря Хенге, для меня никогда не представляли проблем кисти и чернильница, а вот сами чернила в этом лесу почему-то на деревьях не росли. Пришлось использовать наилучший доступный заменитель — кровь. Как выяснилось, печати, начертанные собственной кровью, были гораздо лучше и послушней. Заячья кровь была отвратительным заменителем, пусть и подходила для упражнений. И лишь когда я смогла собрать на той поляне медвежьей крови, проблемы с принадлежностями были на некоторое время решены.
Когда мне, наконец-то, удалось поставить свой первый барьер, мы с девчонками прыгали от радости как умалишённые. Пусть это было слабое дзюцу личной защиты, которое хороший шиноби пробьёт чистой физической силой, пусть радиус установки Тейши Кеккай был совсем невелик, пусть эта техника не могла надолго выполнять своё предназначение из-за одного критического недостатка, но именно этот недостаток и стал причиной моей радости. Человек, придумавший это кеккайдзюцу, наверняка рассчитывал, что при нападении врага он сможет отгородиться от того барьером, а там либо дождаться подкрепления, либо атаковать в ответ. Барьер устанавливался около десятка секунд — немыслимое для боя время, был чрезвычайно хрупким и не обладал важной особенностью остальных барьеров — избирательной пропускаемостью. Шиноби, применивший дзюцу, оставался в маленьком герметичном куполе без притока свежего воздуха, предоставляя врагу возможность решать — разрушить ли барьер или подождать десяток-другой минут, пока противник задохнётся. Поэтому это дзюцу было подано как пример с пометкой не повторять его на практике. Но остановленные на границах барьера молекулы воздуха обозначали одно: Тейши Кеккай абсолютно, совершенно и напрочь не пропускал звук. Я уверена, шиноби придумали множество дзюцу приватности, ведь оградить важные переговоры от ушей врага было критически важно. Но я располагала лишь ограниченным набором ресурсов, поэтому средство, не позволяющее орущей от боли жертве всполошить всю округу, было как нельзя кстати.
О, как мне хотелось остаться тут подольше, как мне хотелось забыть про Кусу, посвятить себя размеренным тренировкам и открытиям секретов чакры, заняться фуиндзюцу, придумывая свои потрясающие фуин-шики, но с каждым проведенным здесь днём возрастала вероятность встретиться со своими милыми соотечественниками. Встреча с медведем дала мне необходимую встряску. С тех пор мы с клонами читали лишь созданные чакрой книги, а всё своё имущество хранили в свитке. Каждое утро, проснувшись, я запечатывала свою лежанку, тщательно проверяя, не остались ли какие-нибудь следы. Мне было известно, что все мои предосторожности могут быть тщетны, ведь свой запах из пещеры я убрать не могла.
Но, как оказалось, проблема была не столь серьёзной, как казалась. Моё честно приобретённое дзюцу невидимости скрывало, в том числе и запахи. Это было случайно обнаружено во время тренировки (и с того дня я стала мыться в холодном озере по несколько раз в сутки), но при здравом размышлении удивление пропало — каким ещё могло быть дзюцу скрытности в деревне, члены одного из кланов которой обладают собачим нюхом?