Как ни странно поблизости ничего подходящего отыскать не удалось. Вернее, не нравились ему находки — какой-то непрочной получалась замешанная субстанция — плохо держала форму. Не было в ней пластичности — или расплывается, или крошится. Но один из обнажившихся пластов оказался годным — посудины из него формовались хорошо и спокойно просыхали сначала в тени, почти не растрескиваясь, а потом и на солнышке прекрасно прожаривались, лопаясь не чаще, чем каждая вторая — то есть выход под обжиг получался примерно такой же, как и у его степных образцов. Только вот нашлась эта глина довольно далеко от жилища — около часа ходьбы вдоль речных излучин мимо подмытых высокой водой откосов.
Разумеется, изначально он налепил заготовок с большим запасом в расчёте, что опять около половины развалится в печи. А того, что останется, ему хватит. В принципе — для него одного вполне достаточно пары больших горшков, пары малых да нескольких глубоких и мелких чаш — это недолго вылепить. А пока идёт сушка — набрать дров и выкопать в откосе яму — три стены да пол. Вверх остаётся путь для пламени и дыма, а с последнего открытого края — пространство для подкладывания топлива.
Как ни странно, в процессе сушки в тени и прокаливания будущей керамики на солнце растрескалось заметно меньше изделий, чем он планировал, опираясь на свой прошлый опыт. А потом сутки потребовались на то, чтобы всё это как следует прогреть в печи, неустанно подкладывая дрова и опасаясь ненароком задеть составленный в три яруса штабель.
Только истопив последнее полено, Петя прилёг рядом с остывающей печью — он давненько не спал, не был в своём новом убежище и не отвлекался на еду, к тому же сильно утомился. Одним словом, недостаток сна как-то уж очень здорово его подкосил. Организм решительнейшим образом потребовал немедленного отдыха.
Многовато получилось горшков. Не унести их все за одну ходку. Хоть и кривоватые получились, но отзывались на стук убедительным чётким звуком — не то, что его степные недоразумения, ни малейшей звонкости или гулкости не продемонстрировавшие. Одним словом, привязал к концам длинной палки по самой крупной посудине, составил туда те, что поменьше размером, да и двинулся к дому, чтобы уж там и заняться плотным перекусом — хотелось попробовать закоптить рыбку в плотном глиняном лотке солидных размеров с крышкой и от всей души её отведать. А ходу ему предстояло где-то около часу.
В первую очередь могучим волевым усилием изгнал из разума все гастрономические мечты — уж очень мучительно отзывался на них желудок. А потом занялся любованием природой — она здесь просто роскошна. Яростная зелень буйных зарослей отступила на сотню-полторы метров от чистой, отражающей ясное небо глади речушки. Крутые обрывы противоположного берега тоже смотрятся в это зеркало, выставляя сверху чубчики древесных крон. Под ноги подстилается мягонький песочек, мокрый у самого уреза воды. На далёком перекате снова плеснула рыбина, а вот и тропа поворачивает вверх по склону — та самая, по которой он ходит на рыбалку. И не заметил, как дошёл.
И вот по ней, по этой тропе, мчатся четыре голых мужика, орут и размахивают палками. Несутся они прямиком на Петю, выражая крайнюю степень недружелюбия. Так что, не испытав ни малейших колебаний, паренёк освободился от ноши и пустился наутёк.
Крики за спиной зазвучали заметно слабее. Обернувшись, увидел, что догонять его никто не торопится — дядьки остановились, едва он отступил, не приняв боя. А за их спинами маячит целая толпа женщин, тоже потрясающих камнями и палками, галдящих и суетящихся. И вывалили они как раз из его зелёной пещерки. В общем, местные осуществили самозахват жилья и изгнание хозяина. А теперь ещё и посуду увидели — разглядывают. Потешаются, наверное, над его неуклюжими творениями.
Впрочем, некоторые уставились в Петину сторону. Иные что-то выкрикивают. Другие просто смотрят. Народец, надо сказать, некрупный и худосочный. У женщин заметно выделяются свободно свисающие груди. Признаки одежды или украшений отсутствуют полностью, волосы развеваются свободно, но длина их не чересчур велика — от «до плеч» и до «по лопатки». Мужчин действительно всего четверо, но около половины толпы — дети. Поскольку трава закрывает их примерно до пояса — непонятно, сколько среди них мальчиков и сколько девочек.