Медленно, но упорно «Диана» продвигалась по своему маршруту. Однажды вахтенный начальник обратил внимание Головнина на изменение цвета морской воды. Голубые океанские волны потемнели, словно бы загрязнились. Там и тут виднелись сухая трава и пожелтевшие листья.
— Ла-Плата, — сказал Головнин. — Сто пятьдесят верст от устья. Могучая струя!
Другой раз перед «Дианой» открылось обширное водное пространство, изрытое мелкой волной. И вахтенный начальник, и сам Головнин решили, что это мели, хотя на картах в этом месте значились глубины. Приняв меры предосторожности, Головнин все же двинулся вперед. Все дальше входила «Диана» во взволнованное пространство, но лот так и не доставал дна.
Девятого февраля на рассвете встала на горизонте неизвестная земля. В солнечных лучах можно было видеть высокие, обрывистые, поросшие лесом горы. Вахтенный, мичман Рудаков, долго протирал глаза, смотрел в трубу, — никакой земли не должно было быть на пути «Дианы». Но земля блистала на горизонте всеми красками.
— Алексей, — спросил он рулевого, — ты видишь землю впереди?
— Так точно, ваше благородие. Как не видеть.
— А может, это только так... воображение?
Рулевой посмотрел на мичмана, потом взглянул на видневшийся на горизонте горный пейзаж и ничего не сказал.
Рудаков то не отрываясь смотрел в трубу, то, не веря себе, протирал глаза платком.
На карте, где был проложен курс «Дианы», густо синел Атлантический океан, и до самых Фолклендских островов не было никаких признаков суши.
Рудаков послал гардемарина в капитанскую каюту.
— Ну что там? — спросил, поднявшись на палубу, капитан.
— Земля, Василий Михайлович.
— Какая земля? Никакой земли не должно быть.
— Может, снесло нас?
Головнин был бы не прочь открыть новую землю, но здесь давно все исхожено.
«Диана» легла в дрейф. Бросили лот. Не достали дна. Тогда шлюп пошел прямо на землю. Но чем выше поднималось солнце, тем тускнее становились горы и деревья. Потом они стали таять, и вскоре чистое море лежало до самого горизонта.
На параллели мыса Горн «Диану» встретил умеренный ветер. Двенадцатого февраля шлюп, лавируя, оказался на меридиане мыса Горн. Кончился Атлантический океан. Начались воды Тихого.
Через два дня погода -резко изменилась. Жестокий шторм обрушился на маленькую «Диану». Ветер дул шквалами, то хлестал дождь, то сыпал снег. Приходилось все время менять парусность, так как ветер то и дело изменял направление, обходя весь круг компаса.
Головнин покидал палубу только в редкие часы, когда внезапно наступал штиль. Предательская внезапность! Штиль так же мгновенно сменялся свирепыми шквалами.
Лейтенант Рикорд нес вахту вместе со всеми офицерами. На гардемаринов Картавцева и Якушкина полностью полагаться было рискованно из-за их молодости и недостаточного опыта.
— Любопытно, как назвал бы Магеллан Великий океан, если бы ему пришлось идти вокруг мыса Горн именно сейчас, — сердился Рикорд. Ему, как старшему офицеру, доставалось больше других.
— Можно подумать, что у погоды личные счеты с нами,— нервничал и Василий Михайлович.
— И как это наша посудина не перевернется на этаких волнах? — удивлялся штурман Хлебников.
— А у меня залило каюту, — брюзжал Мур, сдавая вахту. — Пойду сушить сюртук.
Иногда, словно нарочно, наступал полный штиль. Шли дни, а «Диана» не могла продвинуться вперед ни на милю. Почти все время шли под штормовыми стакселями. Поставить другие паруса было рискованно. Внезапный порыв ветра мог сорвать их и разнести в клочья.
Временами «Диану» несло боком. Направление ветра менялось по нескольку раз в день. Шлюп сносило, и он на толчее волн сутками не продвигался вперед. Повороты были рискованны.
В этих условиях труднейшего лавирования создавалась угроза — ураган мог отнести судно на скалистые берега Огненной Земли. Пришлось перейти с левого на правый галс.
Двадцать восьмого февраля поднялся еще более жестокий ветер. «Диану» опять потащило боком. Пушечные порты еще в Бразилии были крепко законопачены и залиты смолой, но, несмотря на такую предосторожность, палубы и каюты заливало. Из офицерских кают ведрами выносили ледяную воду. Не было возможности высушить одежду и белье.
Несмотря на все эти бедствия, Головнин решил упорно дожидаться погоды. Так соблазнительно было, с прекращением бури, пройти какие-то сто-двести миль на запад, чтобы спокойно подниматься вдоль берегов Америки до самой Аляски.