— Мне приходилось встречаться с русскими военными моряками, — сказал он уважительно. — Многие не зависящие от нас обстоятельства осложнили и испортили наши отношения. Из союзников мы волею судеб стали противниками, о чем многие в Англии, в том числе, поверьте, и я, глубоко сожалеют.
— Но, господин адмирал, — заметил Головнин,— «Диана» и вся ее команда находятся в особом положении. Мы вышли в рейс в момент, когда Англия и Россия не только не враждовали, но, напротив, находились в союзных отношениях. «Диана» зашла в порт, считая, что Капштадт — владение союзника. Я представил командору Роулею выданные английским правительством и Лондонским адмиралтейством документы, ясно подтверждающие мирные, научные цели нашего плавания.
— Но ведь вы и не считаетесь военнопленными,— перебил адмирал. — Командор Роулей и капитан Корбет сделали все от них зависящее, чтобы облегчить положение российского судна и его команды. С их стороны была проявлена величайшая снисходительность...
— Сэр, как офицер Российского императорского флота, я вынужден протестовать против такого определения. Я отдаю должное вежливости господ Роулея и Корбета, но «Диана» доверчиво вошла в английский порт, полагаясь на выданные английским правительством документы, не утратившие и сейчас своего смысла и значения. Я самым настойчивым образом прошу вас незамедлительно принять решение, которое может быть единственно возможным, — отпустить «Диану» в предстоящее ей с самыми мирными целями плавание.
Последние слова, а главное, требовательный тон Головнина явно не понравились английскому адмиралу. Он решил закончить беседу.
— Господин лейтенант. Я знаком с положением вашего судна и целями вашей экспедиции пока только в самых общих чертах. Обещаю вам незамедлительно рассмотреть ваше дело и вынести решение.
С этими словами он поднялся, давая понять, что считает разговор оконченным.
Вернувшись на шлюп, Головнин ознакомил с содержанием разговора офицеров «Дианы». В каюте Головнина они сдерживались, но на палубе досталось и коварному Альбиону, и адмиралу Барти.
Отпустив офицеров, Головнин тут же, не ограничиваясь словесным заявлением, сел за официальное письмо к Барти.
— Я прошу тебя, Петр Иванович, — обратился он к Рикорду, — свезти это письмо адмиралу, передать его лично и потребовать скорейшего ответа.
Прошло пять дней. Ответа не было. Сам Барти отбыл в Капштадт. Головнин решил ехать в Капштадт вслед за адмиралом.
Опять последовали учтивый прием и учтивые отговорки. Барти сообщил, что так как и командором Роулеем и им самим все дело уже было представлено на рассмотрение правительства, то теперь он никак не может до получения ответа сообщить командиру «Дианы» окончательное решение.
Оставалось вооружиться терпением и ждать.
Каждый день приходилось разрешать насущные вопросы. Надо было кормить команду, выплачивать жалование. Время шло, ресурсы были далеко не бесконечны. За каждый фунт овощей, за свежее мясо нужно было платить наличными, а деньги были на исходе.
Третьего декабря пришел из Англии конвой и вместе с ним «Рейс Хорс», вышедший из Англии семнадцатого сентября. Но оказалось, что он не привез никакого ответа адмиралтейства даже на официальный рапорт Роулея о задержании «Дианы».
На следующий день на борт «Дианы» прибыл английский офицер. Головнин с дурным чувством распечатал привезенный им пакет. Барти требовал от командира «Дианы» письменного обязательства не покидать порт до получения ответа из Англии. В противном случае адмирал грозил свезти команду «Дианы» на берег и держать всех матросов и офицеров на положении пленных.
Подавленный и угрюмый сидел Василий Михайлович, когда к нему в каюту вошел Рикорд.
Головнин молча протянул своему помощнику письмо адмирала.
— Какая наглость! — воскликнул Рикорд. — И ты подписал?
— А что сделал бы ты на моем месте?
Рикорд несколько секунд подумал и тихо, но твердо сказал:
— Поступил бы так же.
«Диана» была отведена в еще более дальний угол залива. Потянулись новые недели ожидания. Все труднее становилось с продовольствием. Головнин отправил адмиралу Барти письмо, но лишь в феврале получил ответ, в котором адмирал глухо обещал снабжать команду провиантом, а деньги рекомендовал получить «на счет и веру российского императорского правительства» от частных агентов, имевших конторы в Капштадте.
Прошло несколько дней, но снабжавший «Диану» провиантом агент Палиссер никаких указаний от английского командования не получал. Это было грубым нарушением международных обычаев. Даже захваченным в плен корсарам выплачивались ежемесячно денежные суммы и выдавался провиант по особому рациону.