Мария Лиджиева
Шельф
***
В тот день, когда морское небо
Полюбит солнечный закат,
И в отражении ночного века
Покажутся твои глаза,
Я буду рисовать тебя по памяти
Из слов и песен, что дарила мне
Я буду шить картины и играть фантазии
Без остановок, без упоминаний о конце
Ведь если жизнь – это колесо Сансары,
То, кто же мы друг другу в нем?
Когда-то были незнакомцами
Сейчас всё сложно
Сказать и выговорить что-то вслух
Мне непосильно с каждой приближающейся нотой
Услышать голос твой и намотать на ус.
Видать я разучился строить,
Мосты, слова и речи в голове
Порядок или без-неважно
Я не стыжусь разлада на уме.
Осенний портрет
Человек, лишенный эмоций,
Не заметит упрёка во взгляде,
Даже сквозь серых окон,
Ты будешь сидеть годами,
Пытаясь поймать отголосок,
Иль картины увидеть в зале,
Твой ум будет помнить шорох
И голос твоей печали.
***
Когда-нибудь,
Виттова пляска,
Не доведёт тебя до истерии
Тебе ведь было всё подвластно,
В руках неспешной муки амнезии.
Взирая на упрёки злотохамства
Перед сном
Грациозность кошачьих сравнима с движением века.
Отрезвляющий взгляд – вот в чём дело.
Я не то, чтобы против обычных чисел,
Но… А если бескрайность – тоже граница,
Через которую даже не оступиться?
Собираю картину в подвале грязном,
Формирую из пыли слова нечасто,
Ведь в пространстве мыслей нет воли ветра.
Где бы ни был источник источником света,
Я в который раз побеждаю мнимость.
Мне плевать на абсурд городов, где лживость
Принята как закон извлечения смыслов.
Я отчасти своей не любитель вздора,
Я – всего лишь «не знаю» из частиц и глаголов.
Лицемерность прохожих, касаясь пола,
Загибает остатки душевного тона.
Восточный закат
Ты позабыла закаты востока
И солнце, что целыми днями слепит.
Я бы охотно вздремнул немного
Под крышей или на ней, пусть даже
В цветочном горшке,
Но всё же,
Мой дом в моей голове
И я, так и не смог навести в ней порядок.
***
И больше не осталось слов,
Я говорить ничто не буду.
Мне наплевать на вечность слов
И каменную статую рассудка.
Я не хочу томиться в ожидании шагов,
Мне чуждо это, как никому другому.
Мне всё равно теперь на пустошь ленных проз.
Я не приду и отвечать не буду.
***
Я бы потерялась в глазах твоих,
С легкостью,
И в ресницах, что одним лишь взмахом
Озаряют пропасть
Бездонного взора в мои оковы.
Я бы перестала считать минуты,
Секунды и даже мили-моменты
С последней нашей с тобой фиесты.
Я бы напрочь в себе заглушила стоны,
После которых, я не вижу заборы,
Границы и континенты
Лишь бы снова,
Уловить твои ингредиенты,
И без задержки слова, узнать, что я снова дома.
***
Не больше, чем грань дозволенного
Или же вовсе позволенного,
Тебе не сказать уж точно.
Ведь слов на весь свет не поровну,
И бликов надежд не соткано,
Из мысле-рассудков двоящихся,
В чистоте опроверженной истины,
Всё равно, что курить – безжизненно.
Эго
Двойные стандарты –
Ты видишь лицо:
Себя,
Отражение,
Грубость,
Кольцо,
Что запутало
Мысли,
Поступки,
Движения.
Забывшись в душе своих отражений,
Теряешься в собственном скованном мнении.
Шёлковая тень
Цветок окаменел в беспочвенном молчании,
И где-то в Исфахане, народ справляет Маулид ан-Наби
И в сарафанном домике, сидящие под чадрой женщины,
Исполнят вновь поэзии из Саади, Фирдоуси.
Чарующие ароматом свечи,
Наполненные Шардоне бокалы,
Всё это преисполнит духом
Твои глаза и скалы.
Цирк
Они хотели видеть, как ты унижен
Им было мало театра шутов,
И чтобы властью своею принизить,
Они испоганили чувства врасплох.
Дай волю, тебя бы закрыли
В стене, в промежутке, в комнате
Но только не дайте свободы ей,
Не дайте сбежать упрятав,
В себе всё то драгоценное
Что совесть взрастила в характере.
Пусть дальше сидит в своей комнате,
Где вместо людей приказы,
Где любовь заменена циклом,
Цикличностью замкнутых дней,
Где тебя протыкают иглами,
Где в глазах отражён лицемер.
Ты словно брошенный в пасть обители,
Грехом запятнанного моста,
Ведь людям плевать то собственно
На мерзкого эгоиста шута.
***
Я буду стоять, глядя в глаза твои – вечно.
А ты, с монотонными взорами изобразишь скульптуру,