Вольно идёт и на меня не глядит. Только шасть мимо ворот, и всё.
— Так, — протянул Тимофей. — Ну, крючок не фигура.
— Не скажи, милок. Что ни есть фигура. По нём о ком хоть судить можно.
— Ивана Голикова слуга. По хозяину и шапку ломает.
— А что Иван Голиков? — возразил комнатный человек. — Был, да весь вышел. Капитал дочкам роздал. Сам по церквам и монастырям поклоны бьёт.
— Больно наплутовал?
— Не знаю, но раз молится — значит, есть о чём Бога просить.
— Крючок, говоришь?
— Да хотя бы и крючок, — закивал головой комнатный человек.
— Так, — протянул Тимофей и надолго уставился в окно, будто увидел там важное.
Пельмени на столе истекали ароматным парком.
Старик помолчал, сказал со вздохом:
— Пришла беда — пойдёт косяком...
— Закаркал! — Тимофей отвёл взгляд от окна, посмотрел зло на старика. — Беда, беда... Дело-то вон как разворачивается на новых землях. Какая беда?
— Э-э-э, — протянул комнатный человек, — худо ты соображаешь! Развора-а-а-чивается... — передразнил Тимофея, — поглядишь, скоро как заворачиваться начнёт. Али я не слышу, как вякают по Иркутску купцы?
Тимофей, не найдя, что ответить старику, подвинул тарелку с пельменями. Хотел было пугнуть крепким словом, но знал, что тот душой болеет за хозяина, промолчал. Минуты две-три в комнате стояла тишина. Наконец Тимофей, так и не притронувшись к пельменям, сказал:
— Ничего, поправим дело. Есть у меня думка, есть.
В конторе, несмотря на ранний час, были люди. Отворив дверь, Григорий Иванович увидел, как новый приказчик, иркутский купец Поляков, острослов и книгочей, встряхивая пышными волосами, о чём-то оживлённо говорил сидящим на лавке пайщикам компании: Михайле Сибирякову и братьям Петру и Ивану Мичуриным, похожим друг на друга, как близнецы.
Поляков, увидев Шелихова, оборотился к нему, воскликнул:
— Вот и Григорий Иванович! — кивнул на купцов: — Я им о нашем разговоре насчёт Курильских островов говорю...
— Постой, постой, — остановил его Григорий Иванович, шагнул к столу и довольной рукой, широко, по-царски, выложил перед купцами привезённые Тимофеем бруски и медную плаху, — подарок от Александра Андреевича Баранова.
— Неужто металл? — изумился Поляков, подхватил бруски. — Металл. Ну, Баранов, ну, Александр Андреевич!
Младший из Мичуриных, длиннолицый Иван, колупнул медную доску ногтем, поднял глаза на Шелихова.
— Он что, колокола будет для тамошних дикарей отливать? Так они вроде в нашего бога не верят?
Пётр, старший, ткнул его в бок локтем:
— Молчи, коли не соображаешь.
Младший поджал губы. А вообще-то братья Мичурины были незлобливы, жили промеж собой дружно и купцы были дельные. Вступив во владение капиталом, несмотря на кажущуюся нерасторопность, за дело взялись умно и хватко. Но да Мичурины были известны в Иркутске как народ крепкий, и успехи братьев никого не удивили. В компании Шелихова имели они по два пая и в интересы новоземельские влезали с головой, ломились, как медведь в медовую колоду.
Вроде и сухопутные люди были — деды и прадеды на земле сидели, а их море за живое зацепило. Знать, был в крови огонёк первооткрывательства! Да оно и понятно: в Сибири, почитай, у каждого из-за спины землепроходец выглядывает. Народ здесь бедовый.
О металле Иван шлёпнул так, не подумав. Был он человеком далеко не глупым.
Шелихов достал письмо Баранова, прочёл о том, что спустили на воду судно. Это и вовсе всех обрадовало.
Поляков, подбрасывая медную плаху в ладонях, сказал:
— Непременно надо к губернатору. Штука сия тянет поболее шкурок. Под такие козыри надо выбить, чтобы ещё людей дали на новые земли.
На том и порешили: идти в губернаторство и просить людей. Стоять на своём твёрдо.
— Такого, — Поляков всё баюкал в ладонях медную плаху, — с новых земель никто иной не привезёт.
Подарок Баранова разбудил самые горячие мечты:
— Мы металл и на дальние острова повезём, — с надеждой сказал Шелихов, — а то меха, меха. Убеждён — нужда великая объявится в таком товаре. Металл всем надобен. — Отодвинул в сторону бруски. — Ладно, — сказал, — это впереди. — Посмотрел на купцов. — О чём разговор вели, когда я пришёл? Ты, — глянул на Полякова, — больно горячился?
— О Курилах говорили.
— Что говорить, — Шелихов положил руки на стол и, оглядев купцов, сказал: — Много говорить — ничего не делать. Надо Русь потихоньку на Курилах заводить. Вот по весне и пошлём галиот. — Оборотился к братьям Мичуриным: — Вам заняться след подготовкой сей экспедиции. В Питербурх поедете, в Москву.