– Я недостоин приветствия, принцесса?
Бесконечное множество раз Майя представляла, как это будет. Как однажды он вновь окажется перед ней, она полетит ему навстречу и бросится в его объятья, точно так же, как в прошлый раз, апрельской ночью, маленькой девочкой. Но теперь она лишь зачарованно смотрела на него, не в силах пошевелиться. Слишком нереальным казалось его появление, словно это был сон или мираж. Майя страшилась поверить сердцу, что бешено заколотилось в груди.
– Ну, если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе, – крикнул наконец Ричард и шагнул к ней.
Она вышла из оцепенения и медленно сползла с качелей. Надкусанное яблоко упало с ее колен, и она украдкой вытерла рукой намоченное яблочным соком место на платье. Ричард встал прямо перед ней, взял за руки и начал пристально ее разглядывать, не произнося ни слова. Когда он прижался губами к ее руке, еще липкой от яблочного сока, усы его легонько дернулись, словно происходящее забавляло его.
– Вот он, вкус рая! – пробормотал он, прижавшись к ее ладони.
Кровь прилила к щекам Майи, она хотела вырваться, но не смогла. Ричард вдруг посерьезнел, провел большим пальцем по ее скуле, прощупывая взглядом каждую черточку ее лица.
– Ты слишком юна для таких печалей, Майюшка! Где та беззаботная маленькая девочка, всегда живущая в моем сердце?
Упала слезинка, потекла по его руке, и Майя вдруг расплакалась – от счастья, что ожидание, наконец, закончилось, и облегчения, что в лице Ричарда пришел тот, кому тоже было знакомо одиночество человека, который отличался от всех и не оправдывал ожиданий всех, кто его окружает.
– Не плачь! – прошептал он и крепко прижал ее к себе, утешительно баюкая. – Я здесь! Твой старый мошенник вернулся!
Обхватив лицо Майи руками, он слегка запрокинул назад ее голову. Мягко прижался губами ко лбу, влажным щекам, подбородку и наконец, после недолгого промедления, к губам. На вкус они оказались солеными, почти горькими, как табак, Ричард и те далекие края, откуда он явился. Майя едва заметно отпрянула, когда между губ проник кончик его языка. Пахучие усы защекотали уголки ее рта – он тихонько засмеялся.
– Я и мечтать не смел, что стану первым, с кем ты поддашься этому искушению.
Он целовал ее, пока она не сбилась с дыхания, целовал, пока ей не показалось, что она растворяется в солнечном свете и теплой земле.
– Майя! Ма-ай-я-а-а!
Майя вздрогнула и посмотрела сквозь заснеженные голые ветви кустарников на дом, откуда слышались крики. На веранде показалось лиловое бархатное платье Ангелины.
– Майя? Где ты?
Это так похоже на Ангелину – даже не пытаться спуститься в сад, чтобы снег не испортил туфли… Она встала на цыпочки и вытянула шею. Сестра Майи едва ли прочла за жизнь даже малую стопку книг – она была немного близорука, но Ангелина скорее даст отрубить себе палец, нежели закажет очки. «Я что, синий чулок? Только такие ходят в очках, а ни один достойный мужчина не захочет видеть рядом с собой этакую особу!» – презрительно высказалась она как-то раз на эту тему. Как будто Ангелине действительно грозит называться этим насмешливым прозвищем образованных, независимых и сражающихся за равноправие женщин, часто думала Майя в порыве неприятной враждебности. А джентльмены всех возрастов приходили в восторг, когда Ангелина пыталась разглядеть что-нибудь вдалеке – она очаровательно морщила носик, в голубых глазах ее появлялся особый блеск. И вообще, все, что ни делала Ангелина, было очаровательно.
Майя быстро спрятала письмо, спрыгнула на землю и проскользнула в ворота на улицу. Несмотря на многообещающее название, Блэкхолл-роуд была обычной проселочной дорогой из тех, что грубыми нитями окаймляют город, – немощеная, лишь с несколькими колеями, прорезающими снежный покров. По обе стороны дороги дремали луга и поля, накрытые пуховым одеялом снега. На горизонте впивались деревянными пальцами в свинцовое небо серые грабы, и ветер раздувал упругие ветви одиноких кустов боярышника. Вниз по улице от Блэкхолла тесно жались друг к другу похожие на сундуки дома – излюбленные домашние постройки начала века. Их высокие окна с хладнокровной невозмутимостью смотрели на элегантную, обсаженную деревьями улицу собора Святого Эгидия. Потому что знали: каменные стены надежно защищают сады за их спинами от лисиц, прокрадывающихся с полей по ночам. Майя бежала вдоль покрытых лишайником стен, напоминающих черепашьи панцири, бежала куда-нибудь в город, в единственное место, где могла найти спокойное убежище.