Девушка чуть приподняла голову.
Впервые отвела она взгляд от Эрве Жонкура и направила его на чашку.
Медленно повернула чашку, пока губы в точности не совпали с тем местом, где пил он.
Прищурив глаза, сделала глоток.
Отстранила чашку от губ.
Спрятала руку в складках одежды.
Склонила голову на живот Хара Кэя.
Пристально глядя в глаза Эрве Жонкура.
16
Эрве Жонкур говорил еще долго. Он приумолк, лишь когда Хара Кэй отвел от него взгляд и еле заметно кивнул.
Молчание.
Слегка растягивая гласные, хрипловатым, искренним голосом Хара Кэй произнес по-французски:
— Надумаете вернуться — приятно будет вас видеть.
Впервые он улыбнулся.
— Вместо яичек шелкопряда вам подсунули рыбью икру: грош ей цена.
Эрве Жонкур потупился. Перед ним стояла чашка чая. Он взял ее и, вращая, начал осматривать, словно выискивал что-то на цветной каемке. Найдя, что искал, он пригубил чашку и выпил ее до дна. Затем поставил чашку перед собой и сказал:
— Я знаю.
Хара Кэй весело засмеялся.
— Оттого-то и расплатились фальшивым золотом?
— По товару и монета.
Хара Кэй посерьезнел.
— Вы получите то, за чем пришли, когда покинете эти места.
— А вы получите ваше золото, когда я покину этот остров целым и невредимым. Вот вам мое слово.
Эрве Жонкур не стал дожидаться ответа. Он поднялся, отступил назад и поклонился.
Напоследок он увидел ее глаза: совершенно безмолвные, они неотрывно смотрели в его глаза.
17
Через шесть дней Эрве Жонкур сел в Такаоке на корабль голландских контрабандистов, доставивший его в Сабирк. Оттуда, вдоль китайской границы, он поднялся до озера Байкал, проделал четыре тысячи верст по сибирским просторам, перевалил через Уральский хребет, добрался до Киева, поездом проехал всю Европу с востока на запад и после трехмесячного путешествия прибыл во Францию. В первое воскресенье апреля — как раз к Праздничной мессе — он показался у въезда в Лавильдье. Остановился, возблагодарил Господа и вступил в город, считая шаги, чтобы у каждого шага было свое имя и чтобы уже не забыть их никогда.
— Ну и какой он, конец света? — спросил у него Бальдабью.
— Невидимый.
В подарок жене он привез шелковую тунику, которую стеснительная Элен так ни разу и не надела. Возьмешь ее в руки — и кажется, держишь в руках воздух.
18
Яичные кладки, привезенные Эрве Жонкуром из Японии, оказались вполне здоровыми, после того как их высадили на множество мелко нарезанных листьев тутового дерева. Шелк в округе Лавильдье выдался в тот год каких свет не видал: и количеством и добротностью. Решили открыть еще две прядильни, а Бальдабью соорудил клуатр возле церковки Святой Агнессы. Он почему-то вообразил его круглым и заказал проект испанскому архитектору Хуану Бенитесу, построившему немало арен для боя быков.
— Да, и никакого песка: посредине мы разобьем сквер. И, если можно, у входа вместо бычьих голов — дельфиньи.
— Дельфиньи, сеньор?
— Ты рыбу когда-нибудь видел, Бенитес?
Эрве Жонкур подбил кое-какие счета и обнаружил, что богат. Он прикупил тридцать акров земли к югу от своих владений и все лето занимался разметкой парка для усладительных прогулок в тиши и спокойствии. Парк представлялся ему невидимым, как тот конец света. По утрам он хаживал к Вердену, где узнавал о местных новостях и просматривал газеты, доставленные из Парижа. Вечерами допоздна засиживался вместе с Элен на открытой веранде своего дома. Она читала вслух, и он чувствовал себя счастливым, думая про себя, что на всем белом свете нет голоса краше, чем ее голос.
4 сентября 1862 ему исполнилось 33 года. Жизнь струилась перед его взором как дождь: легко и безмятежно.
19
— Ты не должна ничего бояться.