За прошедшие четверть часа Лео даже не взглянул на нее, но теперь остановился и посмотрел на фигуры. Когда партия прервалась, ему как раз был объявлен шах, но потом кто-то передвинул одну из пешек, видимо, не желая, чтобы игра заканчивалась.
Черт бы его побрал — старый ублюдок решил не ставить мат и дал возможность уйти из-под удара. Лео нахмурился, его пальцы потянулись к черному коню. Перед ним выстраивалась линия защиты, он видел, как за восемь ходов получить преимущество.
Вот только продолжать партию ему не хотелось. Лео уже не интересовала ни сама игра, ни то, что она для них когда-то значила. Пусть Кейн хоть целую вечность сидит тут и чахнет над доской, поджидая возвращения сына и его следующего хода. Все равно не дождется. Сейчас Бэрронс пришел сюда исключительно по просьбе королевы.
Невесело усмехнувшись, Лео отвернулся от доски и рванул штору в сторону, отчего в чертовой комнате сделалось чуть светлее.
За его спиной скрипнула дверь. И даже не оборачиваясь, он почувствовал на себе холодный и рассудительный взгляд.
— Хейверс доложил о твоем визите, — произнес Кейн. — Представь себе мое удивление.
— Я пришел передать тебе послание, — ответил Лео.
Старик хрипло засмеялся.
— Ну разумеется. И что там?
Лео вытащил из-под плаща свернутый конверт.
— Откуда же мне знать? Королева просила вручить его тебе лично.
Кейн вскрыл печать и пробежал письмо глазами.
— Мне предлагают занять место в Совете… мне, а также… — Брови герцога поползли вверх.
— Мине, Линчу, Мэллорину, Розалинде Линч, сэру Гидеону Скотту… и Дьяволу Уайтчепела, — проговорил Лео со злой усмешкой. — Ее высочество считает, что в Совете должны быть представлены все слои общества. — Он поклонился. — А теперь прошу меня извинить.
— Так ты пришел лишь за этим?
Лео задумался.
— Кстати, я женюсь. Но ты не приглашен.
И с этими словами он направился к двери.
— Подожди.
Голос Кейна эхом разнесся по комнате. Не оборачиваясь, Лео взялся за медную дверную ручку.
— Подожди же, черт бы тебя побрал!
Лео поднял бровь, как бы с просьбой заканчивать мысль быстрее.
— У меня есть подарок для тебя… и для твоей невесты.
Бэрронс, конечно, ожидал чего угодно, но такого и предположить не мог. Кейн направился в угол комнаты к изящному секретеру орехового дерева и принялся нетерпеливо перебирать его содержимое. Выкидывал из ящиков бумаги, свитки пергамента, пока, наконец, не отыскал дневник в кожаном переплете. Смахнув с обложки пыль, долго смотрел на него. Лицо герцога было непроницаемым, а Лео все гадал, что за чертову книжку тот достал. И уж как бережно он её держал…
Кейн открыл дневник, со вздохом вытащил пожелтевшую карточку и протянул ее сыну.
С фотографии смотрела молодая женщина с сияющими, широко распахнутыми глазами. Уголки её полных губ тронула чуть заметная улыбка. И хотя в глаза бросалась чудовищных размеров шляпа со страусиными перьями, Лео невольно отметил, как хороша была та женщина. Края карточки казались довольно потрепанными, наверняка, ее часто доставали. И уж явно ею дорожили и берегли.
— Возьми себе, — небрежно бросил Кейн. — Портрет твоей матери.
Взгляд Лео метнулся на герцога.
— Моей… — «Мама».
Он даже не узнал ее. Грудь сдавило, стало тяжело дышать.
На обратной стороне фотографии была памятная надпись.
Для Маргариты… В надежде еще не раз кружить Вас в вальсе, встречать Вас в парке на катке и угощать лимонным мороженым.
Преданный Вам, Корбет Дюваль
— Герцог Казавиан ухаживал за моей мамой?
В глазах Кейна, выглядывающих из-под тяжелых век, мелькнуло презрение.
— Ну, тогда еще он не был герцогом, так, юный балбес, в ту пору только закончил Оксфорд. А женой она стала моей.
Ну разумеется. Редко когда Кейн не получал желаемое. Лео со злостью сжал зубы. Не по этой ли причине знатные семейства Кейн и Казавиан питали друг к другу вражду?
— Вряд ли кто считал меня хорошим или милым. Я таков, каким воспитал меня мой отец, каким в свой черед пытался воспитать тебя я. Герцог. Сильный и властный. А Маргарита… она изменила меня, пусть и ненадолго. С нею я был счастлив. А когда потерял ее, моя жизнь погрузилась во мрак, только ты у меня и остался. Я даже не мог смотреть на тебя, не вспоминая о том, что натворил.