— Кто еще пробовал эликсир?
— Казавиан, само собой.
Они молча смотрели друг на друга.
— Раз уж один осмелился, то и другой был обязан. — Кейн чуть заметно улыбнулся. — Но выжить удалось лишь одному из нас. Можно сказать, Казавиан сам принял яд.
Дрожащими пальцами Лео перелистал еще несколько страниц. Мина будет потрясена, но, возможно, обретет наконец душевный покой. И узнает правду о смерти отца.
— У вас остался elixir vitae? — вырвалось у него.
Если ввести вакцину Онории, действие вируса удастся обратить вспять. А что, если всех голубокровных получится избавить от уготованной им участи? Сдержать процесс увядания, как вышло у Кейна?
— Тайна эликсира… ты обо всём прочтешь на последних страницах.
Лео поспешно перелистал тетрадь в конец и нашел там запись, сделанную чьей-то нетвердой рукой.
От любых упоминаний о проекте теперь надлежит избавиться. После трагедии, случившейся с Объектом X, Викерсу, герцогу Ланнистеру, поручено умертвить всех подопытных, а все бумаги уничтожить. Лаборатория была разрушена пожаром, и от моего многолетнего труда остался лишь этот дневник. Долг мой — сжечь его без промедленья, ведь эликсир станет крайне опасен, коль попадет не в те руки.
И все же, невыносимо мне видеть, как дело всей моей жизни — пятнадцать лет кропотливой работы — превратится в пепел. Будь я сильнее духом, я бы предал эти записи огню собственной рукою, но гордыня — тщеславие — вынуждает сохранить свидетельства о гениальном открытии, так жестоко обманувшем ожидания.
И пусть тот, кто прочтет эти строки, узнает, что создал я существо столь совершенное, что сам Господь проклял меня за дерзость мою и заставил лицезреть жуткие последствия вмешательства смертных в дела божественные.
Отныне я молюсь лишь об искуплении.
С глубокой скорбью,
доктор Эразм Креморн
— Тебе открылось знание, что таит в себе опасность, — тихо произнес Кейн, — в умелых руках оно может стать оружием.
«И вот ты вложил его в мои». Лео охватило желание во всем разобраться, нестерпимое, словно зуд под кожей. Тяга к необъяснимому передалась ему от Тодда, и, похоже, Кейн, старый ублюдок, все правильно рассчитал.
— Так что же случилось с доктором?
— Он повесился вскоре после того, как сделал эту запись. А перед смертью отослал дневник моему компаньону. Как видишь, я сумел перехватить документ.
Лео резко захлопнул тетрадь.
— И что же, этой историей ты хотел купить мое расположение?
— Наверное, просто подумал, что ты лучше меня распорядишься дневником и его тайнами. Мне они теперь ни к чему.
Прищурившись, Лео нерешительно кивнул.
— Спасибо тебе.
Мина наконец обо всем узнает.
Герцог снова уселся в мягкое кресло, откинувшись на вогнутую спинку несколько неуклюже, как подчас выходило у аристократов с излишне чопорными манерами. Он сложил ладони на животе.
— Нам с тобою нужно доиграть партию. Позволь заметить, ты совершенно не способен предугадывать ходы противника, что весьма прискорбно. И все же, я мог бы преподать тебе…
— Приму это к сведению. — Взгляд Лео невольно задержался на руках герцога. Левая рука поверх правой: у него самого была такая же манера сидеть, как у отца… Что за нелепая мысль. — А сейчас прошу меня извинить, у меня встреча в клубе.
— Послушай…
Сунув дневник подмышку, Лео резко распахнул дверь.
— Мы уже все обсудили.
— Ты многого добился, и я горжусь тобой. Ты раньше меня понял, что стране нужны перемены.
Последние слова отца Лео услышал уже на пороге и, пожалуй, уходя, хлопнул дверью чуть сильнее, чем следовало. Впрочем, никого из слуг поблизости не было.
Сейчас ему хотелось уйти навсегда и никогда больше не вспоминать о времени, что он здесь прожил. За прошедшие годы отец нанес ему немало обид, и вряд ли внезапный приступ откровенности мог что-то изменить. Кейн же просто бессовестный и бессердечный ублюдок — всегда таким был. Но когда Лео уже спустился по ступенькам вниз и принял у суетившихся вокруг горничных свое пальто, шляпу и перчатки, он вдруг замешкался. «Я убил ее. Я убил свою Маргариту…» В голосе герцога что-то дрогнуло в тот момент. Человек, женившийся из политических соображений, говорил бы иначе. А если его воспитывали так же жестоко, как позже сам он воспитывал Лео, была ли в том его вина?