На ранчо Мигуэля новобрачные вернулись в довольно подавленном настроении. Все вокруг удивленно пожимали плечами. Но ведь, как известно, милые бранятся — только тешатся, испокон веков мужья и жены ни с того ни с сего ссорятся, а потом так же легко мирятся.
Мигуэль попытался вывести Брендона из уныния.
— В нашем раю не все в порядке? — улыбнулся он. — Вы, видно, не теряли там времени даром.
— Боюсь, дело серьезнее, чем может показаться, — со вздохом ответил Брендон. — Не исключено, что я испортил все навсегда, а это для меня страшнее смерти. Знай я выход из тупика — головы бы не пожалел.
— Так, может, стоит извиниться? — предложил Мигуэль.
— Лорел примет только одно извинение: если я полностью откажусь от обвинений в адрес ее отца и тем позволю ему и дальше грабить всю округу. Но моя совесть не позволяет мне этого. Я должен жить в мире с самим собой.
— Но и с Лорел тоже. Вы должны прийти к какому-нибудь согласию, иначе будете глубоко несчастны.
— Время, мой друг, — лучший лекарь, — вздохнул Брендон и потрепал друга по плечу. — Может помочь только время и… чудо, если оно произойдет.
Брендон решил, что правильнее всего дать Лорел время разобраться в своих чувствах, и старался не оказывать на нее давления. В последующие несколько дней он вел себя крайне сдержанно. Был с ней мил и внимателен, но, лежа каждую ночь рядом в постели, не дотрагивался до нее, хотя это давалось ему ценой титанических усилий. Его тело изнывало от тоски по ней, но холодность Лорел не располагала к тому, чтобы предаваться любви. Он твердо решил не давать ей больше поводов к тому, чтобы она прониклась к нему презрением.
Лорел, между тем, страдала в эти дни не только от шока, каким явилось для нее письмо Брендона, и высказанного Брендоном в запальчивости недоверия к ней, но и от его воздержания. Прежде он не мог оторвать рук от ее тела, а теперь всячески старался не коснуться его. Лорел была в смятении. Почему он не хочет любить ее? Она, конечно, сердится, полна обиды и разочарования, но желает его с прежней силой. Ее тело томилось по Брендону с неожиданной для нее самой страстью.
И она не могла совладать не только с ним, но и с неразумным сердцем, которое продолжало испытывать нежность к Брендону. Как она ни старалась, возненавидеть мужа она не смогла. Правда, она еще и не простила его окончательно, но не любить его было не в ее силах. Это чувство жило в ней по-прежнему, как неизлечимая болезнь, от которой нет лекарств.
— Дура я, дура — и все тут! — уговаривала себя Лорел. — Слабая, испорченная дура!
Брендон же, опасаясь, что жена может попытаться покинуть его, приказал не пускать ее ездить верхом и даже просто выходить за пределы ранчо без сопровождения. Когда Лорел впервые явилась рано утром в конюшню, желая прокатиться верхом, конюх вежливо, но твердо отказал ей. Обычно уравновешенная, Лорел вскипела. С горящими глазами она бросилась на поиски Брендона.
Он в это время рассматривал с Мигуэлем отобранные на продажу скот. Лорел кинулась к нему.
— Брендон, почему ты запретил мне ездить верхом? — в сердцах воскликнула она. — Я требую, чтобы мне немедленно вывели лошадь.
Наступила тишина — все, кто был рядом, навострили уши, с интересом прислушиваясь, что же ответит Брендон на дерзкие слова, обращенные к нему всего лишь женщиной.
Зная, что на них направлены все взоры, Брендон был вынужден проявить подобающую случаю твердость.
— Требовать бесполезно, Лорел. Мое распоряжение останется в силе. Одна ты кататься не будешь. Хочешь сесть на лошадь — найди себе кого-нибудь в спутники.
Кипя от ярости, Лорел даже разрешила себе топнуть ногой.
— Я езжу одна с двенадцати лет, спутники мне ни к чему.
— Тогда ты вообще не будешь ездить, — отрезал Брендон.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— Но это не довод!
— А для меня довод.
Подбоченясь и гневно сверкая глазами, Лорел воскликнула:
— Черт бы тебя побрал, Брендон!
— Вид у тебя больно грозный, точь-в-точь бешеная бентамская[4] наседка, — насмешливо улыбнулся он.
Лорел упрямо вздернула подбородок и обдала Брендона ледяным взглядом.
— Да? В таком случае заруби себе на носу: бентамские петухи без хвоста — уже не петухи, и тебе в один прекрасный день выщиплют все перья.
Брендон рассмеялся от всего сердца, и его смех звучал в ее ушах, пока она шла к Инес, чтобы пригласить ту на утреннюю прогулку. Ей как никогда было необходимо проехаться, чтобы разрядиться. Лорел казалось, что если она благодаря быстрой езде не выпустит из себя пары злости, то наверняка взорвется.
К вечеру этого же дня, едва Лорел вышла из ванны и потянулась за полотенцем, как дверь их комнаты распахнулась. Жадным взглядом Брендон окинул ее голое тело, и на лице его появилось выражение такого свирепого голода, что Лорел даже вздрогнула.