Поведение Лорел чрезвычайно забавляло Брендона.
— Дорогая, если ты не прекратишь вертеть шеей из стороны в сторону, она на неделю онемеет. Эти здания никуда отсюда не денутся. После того как мы обоснуемся у себя дома, они все равно останутся на месте. Еще успеешь ими налюбоваться.
Лорел, нисколько не смущаясь, вместе с Брендоном смеялась над собой, но тут же изумлялась чему-то невиданному.
— О Брендон! Ты только взгляни!
Брендон последовал глазами за указательным пальцем Лорел.
— Это китайцы. Их очень много в Сан-Франциско. Большинство из них живет неподалеку отсюда в так называемом Чайнатауне. Это процветающая часть города, со своим деловым центром, жилыми кварталами и даже злачными местами.
— А это правда, что у многих граждан Сан-Франциско слугами работают китайцы?
— Да, они трудолюбивый народ, на них можно положиться. Но в самом Чайнатауне свои пороки и свои законы, и ни один уважающий себя белый в здравом уме не переступит его границы после наступления темноты.
— Настолько это неприлично? — спросила Лорел с широко раскрытыми от удивления глазами.
— Настолько это опасно, — поправил Брендон. — Обещай мне, что никогда не пойдешь одна в Чай-натаун, даже если будешь умирать от любопытства. Сколько людей — мужчин, женщин и даже детей — таинственным образом исчезли бесследно на его узких извилистых улочках, и больше их никто никогда в глаза не видел!
— Убили? — Глаза Лорел стали совершенно круглыми от ужаса.
— Или еще хуже, — мрачно сказал Брендон.
— Но что может быть хуже?
— Многое. Хуже смерти, например, очнуться от опиумного опьянения и понять, что ты совершенно беспомощен и попал в руки мерзавцев, занимающихся торговлей наркотиками. Хуже, если ребенка или женщину похищают и превращают в проститутку или мальчика для развлечений некоего процветающего китайского магната; или даже просто вынуждают продавать свое тело любому, кто даст подходящую цену в доме терпимости или грязном притоне, каких сколько угодно в этих темных переулках.
Лорел услышала больше, чем ей хотелось бы, и даже пожалела о своем чрезмерном любопытстве. Смущенная откровенным ответом мужа, она покраснела и отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза.
— Пожалуйста, Брендон, прекрати, — промолвила она, не поворачивая головы. — Твои слова оскорбительны для моего слуха.
Брендон невесело усмехнулся.
— Куда более оскорбительно самой оказаться в подобной ситуации. Дай слово, что без меня близко к Чайнатауну не подойдешь. Если уж тебя очень туда потянет, пойдем вместе, пообедаем в китайском ресторане, накупим сувениров, но без меня или иного спутника ты туда ни на шаг. Обещаешь?
Содрогнувшись от негодования и отвращения при мысли об ужасах Чайнатауна, Лорел поклялась не посещать его.
— Только с тобой. Да и то ненадолго и лишь в дневное время.
— Ты не подумай, что я хочу тебе внушить, будто все китайцы никуда не годные люди. Среди них много честных, прекрасных людей, но это совершенно особая раса, со своими представлениями, религией и нравственными ценностями. И они, в свою очередь, не очень-то высоко ставят белых американцев. Между нашими и их обычаями и традициями настолько большая разница, что найти общий язык чрезвычайно трудно, тем более что белые люди на протяжении веков бесстыдно эксплуатировали китайцев.
— В Сан-Франциско ты столкнешься с массой противоречий. Город этот совершенно уникальный, второго такого нет на земле. Но ты, не сомневаюсь, полюбишь его, как только привыкнешь к здешнему грохоту и шуму.
Лорел ждали и другие сюрпризы. Из рассказов Брендона она знала, что по наследству от деда ему достался дом, который тот выстроил на Ноб-Хилл. Богачи минувших эпох, нажившихся на добыче золота и серебра и строительстве железных дорог, не жалея никаких средств, щедрой рукой воздвигали не столько дома для жилья, сколько монументы в память о себе и своем образе жизни. Одиноко торчащие посередине больших территорий, словно бриллианты на платьях дам, одни из них представляли собой гигантские величественные дома довольно простой застройки, которые скрывали в своих недрах неслыханные состояния, комфорт и огромную власть, другие же всей своей причудливой архитектурой и роскошной отделкой как бы нарочито, даже дерзко, а порой чуть ли не агрессивно выставляли напоказ свое богатство.
Брендон рассказывал ей о некоторых домах и их владельцах. Об особняке Станфорда, в котором ныне располагаются ректорат и другие административные службы Станфордского университета. Напротив через дорогу — дом Гопкинса, в котором помещается Институт изящных искусств его имени. Здание рядом, сильно смахивающее на пустующий королевский дворец, прежде принадлежало железнодорожному королю Чарльзу Кроукеру.