– Я в восторге, – со смехом сказала Джули. Она еле-еле плелась к трейлеру, обеими руками придерживая разорванное платье. – Вот они, «ночи, когда может случиться все что угодно», – помнишь?
– Нет! – Из груди Жанны вырвалось что-то среднее между стоном и вздохом.
Она видела все, но не могла поверить собственным глазам. Платье, чудесное платье, на которое, конечно же, ушло много недель кропотливого труда, в одну секунду превратилось в ничто. Ужасно, невыносимо!
Свет погас, и пустырь вновь погрузился во тьму, но теперь она казалась еще более черной и мрачной. Вдруг стало холодно. «Это конец, – подумала Жанна. – Праздника больше не будет – из-за платья. Они не смогут зашить его».
Руки Жанны невольно сжались в кулаки. Руки горели и чесались – так им хотелось дотронуться до шелка. Она-то ведь знала, как спасти разлезшееся платье. Ничего другого она не умела, это была единственная премудрость, которой она овладела в совершенстве. Стоившая ей немалых мучений. Она знала потому, что у нее были куклы.
Но ее знания оказались никому не нужными. Тяжелое, бесполезное бремя. Никто никогда не узнает ее тайны.
Жанна не отрывала глаз от длинного серебристого трейлера. Что делают там эти женщины? Какое кощунство замышляют? Ткань наверняка стоит не меньше сорока фунтов за ярд. Жанна никогда в жизни не видела такого шелка. Может быть даже, платье сшили специально – для одной-единственной сегодняшней ночи. Его ничем не заменишь, как и ее кукол.
Именно в этот миг Жанна поняла: нельзя допустить, чтобы все повторилось. Когда-то она безропотно рассталась со своими куклами, хотя они значили для нее так много. Но теперь… Осторожно пробираясь в темноте через завалы, Жанна еле слышным шепотом вознесла коротенькую молитву Богу, который покровительствует сорокам и детям, цыганам и вообще всем любителям блестящих вещичек:
– Пожалуйста, дай мне еще немного поиграть. Последний раз, я обещаю. Самый-самый последний.
Но стоило ей протянуть руку, чтобы постучать в рифленую алюминиевую дверь, как храбрость едва не покинула ее. Уж слишком широкая и высокая была дверь. И холодная как лед.
– Да? – В щелку выглянуло сердитое маленькое личико. – Вы кто такая?
– Я… – Жанна громко сглотнула.
Это была девушка в коротенькой юбочке. Лучше бы к ней вышла другая – в серебристом платье, которая прямо-таки излучала любовь и доброту. Но отступать уже поздно.
– Я пришла… насчет платья.
– Правда? – В голосе девушки послышалась надежда. – Входите!
Алюминиевые ступеньки, причудливо изгибаясь, вели вниз. Жанна застыла в нерешительности. Металлическая лесенка казалась слишком тонкой и хрупкой – того и гляди исчезнет. И все-таки Жанна начала спускаться, крепко держась за перила. Огромный трейлер слегка дрогнул – точь-в-точь как паутина, когда в ней запутается муха. Жанне сразу же захотелось вернуться назад, в родную спасительную темноту. Чересчур яркий искусственный свет резал глаза. Пахло пластиком и освежителем воздуха. Где-то внизу сыто и зловеще урчал мотор. Жанне вдруг показалось, будто она попала в западню. Длинное узкое пространство было аккуратно разделено перегородками на несколько закутков, каждый из которых имел свое назначение. Как на подводной лодке. Один, наполовину закрытый фибровым картоном, представлял собой комнату для отдыха – голую и безликую, с мягкими креслами и столом – подделкой под дерево. В другом отсеке было множество полок, уставленных ящиками с оборудованием. Коробки с кассетами выстроились, как солдаты на параде. Широко расставили свои металлические конечности треноги. Рядом валялся моток кабеля, похожий на осьминога. И на все это хозяйство уставился злобный фиолетовый глаз огромного объектива.
– Привет.
Жанна обернулась. В средней кабинке, возле большого, в человеческий рост зеркала, перед которым громоздилась куча всяких склянок, стояла девушка в серебристом платье.
– Меня зовут Джули, – сказала она с улыбкой, сразу разрядив атмосферу.
Жанна, моргая, смотрела на нее во все глаза. Она знала, что это неприлично, но удержаться было невозможно. Вблизи Джули уже не казалась такой красивой. Привлекало другое: исходивший от нее внутренний свет. Джули была похожа на холеную скаковую лошадь, И & рассвет и на бабочку одновременно. Казалось, ее тщательно вычистили, отполировали, а потом завернули в целлофан, чтобы ни одна пылинка не попала. Кожа – без единой морщинки или веснушки – была бархатистой, медово-кремового оттенка. Волосы цвета одуванчиков, что росли в переулке рядом с домом Жанны. Голубые, словно веджвудский фарфор, глаза излучали теплоту, неудержимо притягивая Жанну. Это происходило как-то само собой, помимо воли Джули. Жанна и не заметила, как под воздействием магической силы расслабились мускулы ее лица, и оно преобразилось. Какое странное ощущение! Драгоценное тепло струилось по телу, проникая до костей. «Я попытаюсь, – подумала Жанна. – Я попробую улыбнуться. Только не сейчас. Чуть позже».
Джули рассмеялась (у нее был заразительный грудной смех) и повернулась, показывая обнаженную спину.
– Ну, что вы на это скажете?
Жанна поморщилась. Дело обстояло именно так, как она и думала.
– Я знаю.
– Вы знаете? – Костюмерша круто повернулась и удивленно уставилась на Жанну.
– Я имею в виду… – Жанна тщетно пыталась найти слова, чтобы выразить свою мысль. – Я видела. – Она неуклюже махнула рукой в сторону двери. – Оттуда.
Костюмерша бросила на нее любопытный взгляд. Из-за огромных очков и макияжа эта миниатюрная девушка была похожа на панду, но глаза у нее были чертовски проницательные.