В конце концов доктор вернулся. Рука быстро заживет. Что касается головы… он осторожно коснулся ее плеча. Чем скорее Доминик придет в себя, тем лучше. А пока его перевели в палату. И если синьора еще немного подождет…
На улице уже стемнело, когда медсестра провела ее в затемненную палату.
Доминик лежал все так же неподвижно. Гипс сковывал его руку, в вену впивались непонятные трубки.
— Доминик, — прошептала Арианна.
Он не шевельнулся, не моргнул в ответ. Она наклонилась и нежно поцеловала его в лоб. Потом, не выпуская его руки, стала ждать.
Единственное, что она знала наверняка, — это то, что она не уйдет из комнаты, пока Доминик снова не будет с ней, пока не посмотрит на нее и не скажет…
Прошли часы. Только утром Доминик пришел в сознание.
— Доминик, — нежно молил знакомый голос, — пожалуйста, открой глаза, вернись ко мне!
Он открыл глаза и увидел свою жену, склонившуюся над ним.
— Арианна, — прошептал он, и она всхлипнула и прижалась лицом к его груди. Он попробовал поднять здоровую руку, обнял ее и подумал, что никогда еще не слышал, чтобы его жена так плакала.
Ему показалось, что перед ним открывается новый чудесный мир.
* * *— Я провел в этой тюрьме целую вечность и ни минуты здесь больше не останусь!
Доминик сидел в кровати, откинувшись на подушки, сердито глядя на врачей, собравшихся возле его постели. Хирург, занимавшийся его рукой, невролог, лечивший его от сотрясения мозга, дежурные медсестры.
Его личный врач и жена стояли в стороне.
— Вы пробыли здесь всего три дня, синьор Боргезе, — сказала медсестра. — Вряд ли можно назвать это вечностью.
— Вы когда-нибудь находились здесь в качестве пациента?
— Нет, но это первоклассная больница, и…
— Больница есть больница. — Доминик выпрямился. — Я разве похож на больного?
— Но ваша рука… — начал было хирург.
— Она сломана, — резко сказал Доминик, — вы наложили гипс. Есть ли какие-нибудь процедуры, которые вы должны сделать и о которых я не знаю?
— Думаю, нет.
— А ваше мнение? — Доминик обратился к невропатологу.
— У вас сотрясение мозга, — ответил тот, — и очень серьезное.
— Я в состоянии ходить, я прошел все ваши тесты, стоял на одной ноге так долго, что чуть не превратился в аиста, дотрагивался указательным пальцем до кончика носа столько раз, что теперь точно знаю, что нос у меня на месте.
Доктор усмехнулся.
— Думаю, вы правы.
— Отлично. Значит, мы договорились. Я выписываюсь сегодня утром.
Личный врач Доминика счел необходимым вмешаться:
— Отпустите его домой, джентльмены. Мы уже обсудили это с синьорой Боргезе. Мы обещаем за ним присматривать.
Доминик взглянул на Арианну. Он все еще не мог разгадать выражение ее лица. Он помнил, как проснулся на рассвете, очнулся от ночного кошмара и увидел ее подле себя. Она плакала у него на груди.
Возможно, это был всего лишь сон.
Вошла медсестра, за ней доктор, и Арианну увели от его постели. Он увидел ее несколько часов спустя, ему так хотелось узнать, наяву ли она плакала у его постели, умоляя вернуться, не покидать ее…
Но она ничего не сказала. А он ничего не спросил.
Он только бесстрастно посмотрел на жену, как на постороннего человека.
Так он смотрел на свою мать много лет назад, когда она сказала, что уезжает в Милан и оставляет его одного в Риме. Ему тогда было всего двенадцать лет.
Теперь ему тридцать четыре, но он снова испытал то же чувство одиночества, что и двадцать два года назад.
Нужно не выдать своих чувств.
— Арианна? — спросил он. — Тебе не слишком помешает инвалид в доме?
Арианна прикусила губу. Ей хотелось броситься ему на шею и сказать, что она молилась, чтобы поскорее пришел тот день, когда он сможет вернуться домой, что она хотела этого больше всего на свете.
Но Доминик смотрел на нее как совершенно чужой человек.
Были ли те мгновения, когда она плакала у него на груди, а он шептал ее имя? А может, их вовсе и не было?
Какая она дура — думала, что его объятья, прикосновение губ были чем-то большим, чем просто радость человека, избежавшего смерти.
— Арианна! — повторил он. — Ты не возражаешь, чтобы я вернулся домой?
— Нет, — вежливо ответила она. — Вовсе нет.
Доминик кивнул.
— Вот и договорились.
— Отлично, — сдержанно сказала она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ее мужу был предписан полупостельный режим. Не работать, не напрягать глаза, не волноваться. Она должна была следить за тем, чтобы предписания врачей беспрекословно выполнялись.