Я ощущала свой новообретенный статус в каждой мелочи. Когда увижусь с бабушкой, обязательно расскажу ей об этом. Мы здорово посмеемся, когда я изображу ей, как миссис Кэмден подчинялась моим указаниям – очень любезно, однако не без некоторых колебаний.
Мне очень нравилось жить в Лондоне с Филиппом. Он воспринимал жизнь с таким живым интересом, так горячо рассказывал о своих делах, что мне не нужно было притворяться, что я увлечена разговором. Он обещал свозить меня на фабрику в Спитэлфилдс.
– Как это замечательно, – сказал он, – иметь жену, которая разделяет твои интересы.
Я поклялась себе, что буду учиться. Мне хотелось сделать приятное Филиппу, и я очень радовалась, что прошла бабушкину школу.
Моя радость была бы совсем полной, если бы не присутствие в доме Чарльза. Он все еще вздыхал по Маддалене и, казалось, считал, что мы нарочно не стали выяснять, куда она уехала. Письмо, предназначавшееся ему, определенно не содержало ничего нового: там были те же изъявления благодарности, что и в письме к леди Сэланжер, – обычная дань условностям. Таким образом, он знал о ее теперешнем местонахождении не больше нашего. Единственное, что ему было известно, это то, что ее последнее письмо написано из этой гостиницы. Филипп говорил мне, что Чарльз наведывался туда еще несколько раз, но так и не сумел получить никакой информации относительно ее итальянского адреса.
Иногда я ловила на себе его испытующий взгляд... и было в его глазах нечто, чего я не могла для себя определить; однако сомневаюсь, чтобы это нечто означало братскую любовь.
Поэтому я была рада, когда в доме остановились Джулия с графиней. Джулия после небольшой передышки снова пустилась на поиски мужа.
Мы с графиней все больше сближались. Она сказала, что восхищается моей бабушкой, которая сумела найти свою нишу, не утратив при этом достоинства; а теперь вот и ее внучка вышла замуж за члена семьи Сэланжеров. Графиня радовалась такой счастливой развязке.
Они с Джулией активно участвовали в светской жизни. Наряды Джулии были постоянным предметом обсуждения. Часто графиня обращалась за советом ко мне.
– У тебя есть чутье в этих вопросах, – говорила она.
Она все больше мне нравилась. Однажды утром, когда Джулия еще лежала в постели – после исполнения светских обязанностей она всегда подолгу спала – мы с графиней разговорились. Она призналась мне, что считает свою работу несерьёзной и с большим удовольствием занялась бы чем-нибудь действительно стоящим. Она с восхищением вспомнила бабушку:
– Какая портниха! Ни одна придворная портниха не идет с ней в сравнение. Как бы мне хотелось заняться делом, которое мне по душе.
– Каким, например? – поинтересовалась я.
– Что-нибудь связанное с одеждой. Хорошо бы иметь свой магазин... дорогой одежды. Я бы сделала его самым знаменитым в городе.
Потом я часто вспоминала эту утреннюю беседу.
Но в тот период большую часть своего времени я посвящала Филиппу. Он дал мне почитать книгу о романтических истоках шелкоткацкого производства. Я с интересом узнала о царице Хуанхэ, жившей за три тысячи лет до Рождества Христова, которая первая начала разводить шелкопрядов и убедила императора в том, что из этих коконов можно делать одежду. Искусство шелкопрядения было известно с глубокой древности. Однако на Западе знания об этом ремесле появились только в шестом веке нашей эры благодаря двум персидским монахам.
Филипп с энтузиазмом рассказывал о начальной стадии процесса – о том, как важно выбрать нужный сорт шелковицы для разведения шелкопрядов. Он ужасно сожалел, что климат не позволяет эффективно разводить ее в наших краях и что нам приходится импортировать сырье.
Он свозил меня на фабрику, и я увидела, как происходит весь процесс создания ткани. Я видела большие бобины, которые называются мотовилом, и видела, как работают люди. Я наблюдала за тем, как из мотков сбегаются и переплетаются в ткань шелковые нити, и Филипп был очень доволен моим растущим интересом к его любимому делу.
Он свозил меня и в магазин. Едва ли его можно, было назвать магазином в прямом смысле слова. Своими скромно занавешенными окнами он, скорее, напоминал какую-то контору. Управляла всем некая мисс Дэллоувэй, известная среди сотрудников как Мадам. Эта женщина была сама элегантность. В магазине я увидела выставленные на продажу платья, сделанные бабушкой. Это было приятно – все равно что встретить старых друзей, только здесь они смотрелись куда представительнее, чем в мастерской нa Эммелине, леди Инглбай и герцогине де Мэл-фи.
Магазин понравился мне еще больше, чем мастерские, и я засыпала мисс Дэллоувэй вопросами. С момента появления на рынке «Саллонного шелка» дела здесь пошли в гору с невероятной быстротой. Магазин завоевал хорошую репутацию, а когда дело касается одежды, то репутация имеет первостепенное значение. Ярлык известной фирмы на подкладке сразу поднимает стоимость вещи. Людям нравились наши платья, потому что они были от Сэланжеров. Попробуйте выставить на продажу точно такое же платье, но без этого магического ярлыка, и вы сможете продать его максимум за полцены.
Я не согласилась с мисс Дэллоувэй, возразив, что если платья совершенно одинаковы, то и стоить они должны одинаково. Она улыбнулась мне мудрой всезнающей улыбкой.
– Большинство людей основывается на суждении других, не полагаясь на собственное мнение, – объяснила она. – Скажите им, что эта вещь замечательна, и они поверят вам. Если бы вы занимались бизнесом, то сразу поняли бы, что я имею ввиду.
Позже я заговорила об этом с Филиппом, и он согласился с мисс Дэллоувэй.
– Если ты надеешься преуспеть в жизни, то должна усвоить одну истину. Ты ничего не добьешься, если не научишься понимать психологию людей, ход их мыслей, предугадывать их реакцию по тому или иному поводу.
О да, это были счастливые дни, но меня по-прежнему смущало присутствие Чарльза. Он был неизменно вежлив, но я чувствовала себя неловко, когда его взгляд задерживался на мне.
Он всегда будет здесь, думала я. Этот дом принадлежит как нам, так и ему.
Конечно же, он омрачал мою жизнь в Лондоне. Филипп догадывался о моих чувствах.
– Пожалуй, нам стоит немедленно подыскать себе дом, так как нам придется подолгу жить в Лондоне.
– О, это было бы просто прекрасно!
– Мы могли бы начать поиски прямо сейчас. Найти удобный дом не так просто, и поиски могут занять некоторое время. Впрочем, у меня есть один-два на примете, которые стоило бы посмотреть.
Как я наслаждалась этими днями! Мы просмотрели несколько домов – ни один из них нам не подошел.
– Нужно найти дом, который будет в точности соответствовать нашему вкусу, – говорил Филипп. – И он должен находиться где-нибудь неподалеку.
Каждый раз, когда мы осматривали новый дом, мне было немного грустно. Наш дом. И я думала о бабушке, которая останется в Шелковом доме. Я знала, как сильно она будет скучать по мне. Она ни разу не упомянула об этом и ничем не проявила свою печаль от предстоящей разлуки; в ее любви ко мне не было и тени эгоизма. Она верила, что мое замужество – лучшее, что могло произойти со мной, и была счастлива уже этим.
Филипп был очень восприимчив к моим настроениям. Он знал, что мне неприятно жить под одной крышей с Чарльзом, и знал, почему, хотя я никогда не рассказывала о его домогательствах, предшествовавших эпизоду с Дрэйком.
Мы смотрели все новые и новые дома. Я бродила по пустым комнатам, воображая людей, которые жили здесь когда-то, и гадая, что с ними произошло потом. Наконец мы нашли дом – неподалеку от реки. В нем было восемь комнат – по две на каждом этаже; на последнем этаже была еще одна комната со стеклянной крышей и очень большими окнами. Нам сказали, что раньше дом принадлежал художнику, и в этой комнате у него была студия.
– Как чудесно! – воскликнула я. – Это напоминает мне бабушкину мастерскую в Шелковом доме.