Вдруг я услышала собачий лай. В лесу кто-то был. А может быть, это только собака? Лай – неистовый и злобный – приближался. Внезапно между деревьями показались два эльзасских дога. Завидев меня, они издали победный возглас и огромными прыжками направились ко мне. Прямо передо мной они резко остановились, не переставая угрожающе лаять. Я чувствовала, что моя гнедая дрожит. Она запрокидывала назад голову и беспокойно била копытом.
– Прочь, – закричала я собакам, пытаясь вложить в свой голос властные нотки, но мой окрик только распалил их – они залаяли еще яростнее и, казалось, вот-вот накинутся на меня.
Между деревьями показался всадник, и я испытала громадное облегчение. Он резко натянул поводья и уставился на меня пристальным взглядом.
– Фидель, Наполеон! Ко мне! – позвал он собак.
Они немедленно прекратили лаять и вернулись к хозяину.
За эти несколько секунд я успела хорошенько разглядеть незнакомца. Он как влитой сидел на своем великолепном черном коне, и они так ладно подходили друг другу, что казались одним целым и рождали сравнение с кентавром. У незнакомца были очень темные глаза с тяжелыми веками и четко очерченные брови. Волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, также были почти черными. Светлая кожа составляла резкий контраст с темными глазами и волосами. Полагаю, это было одной из причин, почему его внешность так поражала. Форму его носа я бы, пожалуй, назвала агрессивной; этот длинный патрицианский нос напоминал изображения Франсуа Первого. Красивый рот не уступал по выразительности глазам – я одинаково легко могла представить его как жестоко смеющимся, так и ласково улыбающимся. Мне впервые встретился человек с такой необычной внешностью.
С первого же взгляда мне стало ясно, что этот человек ставит себя значительно выше других и привык к повиновению столь же беспрекословному, как то, которое только что продемонстрировали мне его собаки. Теперь он изучающе смотрел на меня, приподняв свои замечательные брови. Я слегка поежилась под пронизывающим взглядом. Это бесцеремонное разглядывание начинало меня раздражать, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не высказать свое неудовольствие.
– Полагаю, это ваши собаки, – сказала я наконец.
– Это мои собаки, а также мой лес, на территорию которого вы непрошенно вторглись.
– Простите.
– Мы наказываем нарушителей.
– Я понятия не имела, что нарушила чью-то границу.
– Здесь есть указатели.
– Боюсь, что не заметила их. Я здесь недавно.
– Это не извиняет вас, мадемуазель.
– Мадам.
С ироничной улыбкой он поклонился.
– Тысяча извинений, мадам. Могу я узнать ваше имя?
– Мадам Сэланжер.
– Сент-Аланжер. Значит, вы имеете отношение к этим торговцам шелками.
– Я сказала Сэланжер, а не Сент-Аланжер. Это фамилия моего мужа.
– А ваш муж... он тоже здесь с вами?
– Мой муж умер.
– Простите.
– Это вы меня простите за причиненное вам беспокойство. Если вы будете так любезны пропустить меня, я немедленно покину ваши владения.
– Я провожу вас.
– В этом нет необходимости. Я сумею найти дорогу.
– В этом лесу недолго и заблудиться.
– Мне он не показался таким уж дремучим.
– И тем не менее... если позволите.
– Ну конечно. Вы, вероятно, хотели бы лично убедиться, что я и в самом деле покину ваш лес. Ну что ж, я могу только снова принести свои извинения. Это больше не повторится.
Он подъехал ко мне. Я похлопала свою гнедую и прошептала ей слова одобрения. Она все еще побаивалась его собак.
– А лошадка-то с норовом, – сказал он.
– Ей не нравятся ваши Фидель с Наполеоном.
– Эта парочка исполнена сознания своего долга.
– Они могут быть очень жестокими.
– Когда выполняют свой долг.
– Который состоит в том, чтобы наказывать нарушителей.
– И в этом тоже. Здесь сворачиваем.
Он ехал рядом со мной; собаки тащились сзади, признав меня и гнедую субъектами, не представляющими опасности для их хозяина.
– А скажите мне, мадам Сэланжер, вы приехали сюда погостить?
– Я здесь в гостях у своего отца – Анри Сент-Аланжера.
– Значит, вы все-таки – одна из них.
– Полагаю, что так.
– Понимаю. Тогда, думаю, могу сказать точно, кто вы такая. Судя по вашему акценту и иностранному облику, вы – та девочка, которую бабушка увезла когда-то в Англию.
– Прошу прощения за мой акцент.
– Ну что вы, он очарователен. Вы хорошо говорите по-французски, но этот едва заметный акцент выдает в вас иностранку. Мне он нравится. А что до иностранного облика... то он нравится мне не меньше. Vive la difference[22].
Я улыбнулась.
– Вы, наверное, спрашиваете себя: что это за надменный тип, который осмелился приблизиться ко мне да еще выпроваживает из своего леса? Я прав?
– Ну так и кто же он?
– У него не очень приятный характер, как вы скоро заметите.
Он выжидательно смотрел на меня, но я не ответила. Это его позабавило, и он засмеялся. Я смотрела на него и не верила своим глазам. Теперь это был совершенно другой человек. Его глаза смеялись и лучились весельем. Линия рта стала более мягкой и нежной.
– И будете совершенно правы, – сказал он. – Меня зовут Гастон де ла Тур.
– Вы живете где-то поблизости?
– Да, совсем рядом.
– И владеете этим лесом, которым так гордитесь, что никого и близко к нему не подпускаете.
– Верно, – согласился он. – Я возражаю против того, чтобы по моему лесу ходили чужие.
– Здесь очень красиво, – сказала я. – Стыдно быть таким жадным.
– Как раз потому, что красиво, я и не хочу здесь никого видеть. Я и правда совершенно испорченный человек.
– Какой вред могут причинить вашему лесу?
– Полагаю, что небольшой. Хотя дайте подумать. Они могут поломать деревья... станут разводить костры. Но главная причина в том, что я хочу, чтобы мое было только моим. Вы находите это предосудительным?
– Думаю, это общечеловеческий порок.
– А вы интересуетесь проявлениями человеческой натуры?
– А вы – нет?
– Я слишком поглощен собой... нет, в самом деле, у меня совершенно невозможный характер.
– Но одно достоинство у вас точно есть.
– Умоляю, скажите мне, что же хорошего вы сумели во мне обнаружить?
– Самокритичность. А понимание собственных недостатков – достоинство, которым обладают немногие.
– Ну до чего ж очаровательная нарушительница! Я так рад, что в вашу прелестную головку пришла мысль заехать в мой лес. Пожалуйста, скажите мне, мадам Сэланжер, как долго вы пробудете у нас?
– Мы приехали посмотреть vendange.
– Мы?
– Я и моя дочь.
– Так у вас есть дочь.
– Да, ей уже одиннадцать лет.
– Выходит, у нас есть нечто общее. Моему сыну – двенадцать. Так что мы оба родители. Есть и другое сходство. Вы – вдова, а я – вдовец. Вам это не кажется интересным?
– Не знаю. Разве? По свету ходит множество вдов и вдовцов, и, полагаю, они встречаются друг с другом довольно часто.
– Как вы прозаичны – само спокойствие и логика. Сказывается английское влияние?
– Я получила английское воспитание и образование, но по рождению я – француженка.
– Думаю, первое оказывает наибольшее влияние на формирование характера. Я скажу вам еще кое-что. Я уже я точно знаю, кто вы. Мне было тогда восемь лет. Кстати, теперь вы можете догадаться о моем возрасте. В таком месте, как это, люди знают друг о друге все. Это событие произвело настоящий фурор. Анри Сент-Аланжер и эта юная девушка... одна из местных красавиц... злобный старик отравил им жизнь. Надо сказать, что отравлять людям жизнь – одно из главных пристрастий старого Альфонса Сент-Аланжера. Местное чудовище, настоящий монстр.
– Вы правильно догадались. Это мой дед.
– Мои соболезнования.
– Я вижу, вы его не любите.
– Любить его? Как можно любить гремучую змею? Здесь его все хорошо знают. Если вы зайдете в церковь, то увидите витражи на окнах, отреставрированные на пожертвования Альфонса Сент-Аланжера. Аналой – тоже дар от него. Крыша церкви теперь в отличном состоянии. Он объявил войну древесному жучку, ему церковь обязана своим возрождением. Лучший друг ему – Бог, злейший враг – человек.