– Вы могли бы сказать это сейчас?
Я колебалась.
– Для меня это интересный вечер. Vendange, замок... все это так ново...
– Могу я из этого заключить, что если это и не счастье, то, по крайней мере, приятное волнение?
– Конечно.
Он наклонился ко мне.
– Давайте дадим сегодня клятву.
– Клятву?
– Что мы будем абсолютно откровенны друг с другом. Скажите, вы чувствуете, как вас притягивает это место?
– Я хотела здесь побывать с тех пор, как впервые увидела его. Видите ли, я родилась недалеко отсюда. Для меня Виллер-Мюр – тайна за семью печатями. Каждый раз я испытываю волнение, оказываясь поблизости от него.
– А я родился здесь, в этом замке. Так что мы появились на свет совсем рядом. Скажите, что вы чувствуете к своему деду?
– Мне становится грустно, когда я думаю о нем.
– Не позволяйте себе жалеть его. Я нахожу некое удовольствие, наблюдая за ним. Я не могу относиться к нему спокойно, он принадлежит к тому типу людей, которых я не выношу. По-моему, у людей, которые способны на сильные чувства, жизнь гораздо полнее и интереснее. Я – один из таких людей. Я могу любить или ненавидеть... и то, и другое – с одинаковой силой.
– Такая жизнь отбирает много сил.
Он пристально изучал меня.
– Ваше воспитание, должно быть, сильно отличалось от моего. Англичане – меньшие формалисты, чем мы. Хотя и прячут свои чувства под маской невозмутимости. Я бы назвал это некой разновидностью лицемерия.
– Возможно, так легче жить – по крайней мере, легче совладать со своими чувствами – будь то ненависть, любовь или что-то другое.
– Возможно, – задумчиво согласился он. – Мне было интересно, как поведут себя при встрече ваша Кэти и мой Рауль. Она держалась совершенно свободно.
– Это ее обычное поведение.
– А Рауль был, как обычно, серьезен.
– Кэти всегда чувствовала себя в полной безопасности. Она знает, что может рассказать мне о себе все. Я всегда готова прийти к ней на помощь. Думаю, поэтому она ведет себя так непосредственно. Моя поддержка придает ей уверенности.
– Вы хотите сказать, что Раулю этого не хватает?
– Вам это должно быть виднее, чем мне.
– Я никогда не был таким примерным родителем, как вы.
– Для меня это естественно.
– Полагаю, ребенок для вас – все.
– Вы правы.
– Этой девочке повезло.
– Хотелось бы надеяться.
– А вас воспитала мадам Клермонт.
– Да, мне тоже повезло.
– Она хорошая женщина.
– Вы говорите так, будто знаете ее.
– Я знаю почти всех местных жителей. Она уезжала отсюда после большого скандала. Ваша мать слыла местной красавицей. Я был тогда ребенком, но природа наградила меня длинными ушами, и я с толком использовал их. Так, например, я узнал, что Анри Сент-Аланжер влюбился в деревенскую красавицу, а злобный старый Альфонс отказался благословить эту пару и что вот-вот появится ребенок, а Анри должен либо бросить девушку либо убираться из дома. Анри предпочел бросить девушку. Бедная Мари-Луиза! Она жила с матерью, для которой вся жизнь была сосредоточена на ней. Говорили, что она была убита горем, когда Мари-Луиза умерла при родах.
– Я послужила причиной этого несчастья.
– Без вины виноватая. – Он улыбнулся. – Когда ваша бабушка захотела, чтобы вас признали законной внучкой и предъявила свои требования старому тирану, он отправил вас к дальней английской родне из отколовшейся ветви гугенотов. Мадам Клермонт была приманкой, против которой они не смогли устоять – она была гением швейной машинки, и Сент-Аланжеры ее очень ценили. Старый Альфонс согласился уступить ее Сэланжерам, если они возьмут к себе девочку и дадут ей такое же воспитание, как собственным детям. Таким образом он избавился от этой обузы и постоянного напоминания о проступке своего сына. А потом вы вышли замуж за одного из Сэланжеров, и это должно было стать счастливым концом. Но, видно, что-то пошло не так.
Я ощутила болезненный толчок в сердце при воспоминании о днях и ночах во Флоренции, проведенных с Филиппом... когда я с каждым днем все больше влюблялась в него... даже ужасная смерть Лоренцо не смогла надолго затмить нашего счастья.
– А теперь вы загрустили, – сказал он. – Вспомнили о своем замужестве?
– Оно так страшно и внезапно закончилось. И было совсем недолгим.
Неожиданно я обнаружила, что рассказываю ему об исчезновении Филиппа из дома и о том, как обнаружили в лесу его тело.
– Почему? – спросил он.
– Не знаю. И никогда не узнаю этого. Мы были счастливы. Мы только хотели купить себе дом. Его смерть так и осталась загадкой.
Я рассказала ему о том ужасном времени и о вердикте дознания.
– Невероятно, – сказал он. – Должно быть, у него была какая-то тайна, и для него было невыносимо, чтобы вы узнали ее.
– Я никогда не поверю, что это было самоубийством. Иногда я размышляю, кто же мог убить его.
– Почему?
– Потому что, если это не самоубийство, значит, его кто-то убил.
Я рассказала ему о гибели Лоренцо.
– Понимаете, иногда я думаю... хотя это пришло мне в голову только после того, что случилось с Филиппом... что во Флоренции тоже покушались на него, но по ошибке приняли за него Лоренцо.
Я видела, что его потрясло это сообщение.
– Это, безусловно, проливает новый свет на все случившееся, – сказал он. – Вы когда-нибудь сможете забыть все это?
– Думаю, что никогда.
– А вы никогда не пытались разгадать эту тайну?
– Я без конца ломала над этим голову, но не видела абсолютно никаких причин. По всему выходило, что этому есть только одно объяснение, но и оно казалось невозможным.
– Да, ни одному мужчине не удастся выдержать сравнение с вашим мужем. Он навсегда останется в вашей памяти... таким, как в те недели вашего счастья. Вы слишком недолго пробыли вместе, чтобы обнаружить какие-то недостатки друг у друга. Говорят, молодыми умирают те, кого возлюбили боги.
– Вы верите этому?
– Этим людям даруется вечная юность, потому что для тех, кто их знал, они навсегда останутся молодыми.
– В ваших словах звучит зависть. Надеюсь, вы не жалеете о том, что живы?
– Только не я. Я бы на его месте рискнул выдать свои грехи. Вы рассказали мне о своем муже. Я расскажу вам о своей жене. Вы, наверное, знаете, что в таких семьях как моя, браки устраиваются родителями.
– В общем, да.
– Мне было восемнадцать, когда мне нашли жену.
– Меня удивляет, что вы допустили подобную ситуацию.
– Я взбунтовался. Эта юная леди не сумела внушить мне любовь. Но она принадлежала к одному из величайших домов Франции. Они сохранились у нас, несмотря на Liberte, Egalite, Fraternite[24]. Мы придерживаемся старых традиций. После той бойни, которая была в прошлом веке, уцелело всего несколько таких домов. Карсоннскому замку повезло. Возможно, мы слишком далеко запрятались. А может быть, наши крестьяне оказались слишком ленивыми. Замок не тронули. Ну и кроме того, мы находимся практически на границе с Италией. Но выжили не только мы. Эти семьи стали держаться вместе, как во времена наполеоновских войн... до падения монархии и после. Поэтому я был обязан жениться на девушке, которую для меня выбрали родители. Отец объяснил мне, что не стоит из-за этого особенно убиваться. Все, что от меня требуется – это выполнить свой долг и произвести на свет наследника Карсонна, в жилах которого будет течь необходимое количество голубой крови. Как только я это сделаю, сказал мой отец, я могу поискать удовольствия в любом другом месте. Каждый французский дворянин обязан сначала выполнить долг перед женой, а уж потом волен завести себе любовницу. Таков обычный порядок вещей.
– Весьма приемлемый для вашего пола.
– Вы правы. Итак, я женился. Бедная Иветта. Она была совсем ребенком, ей не исполнилось и семнадцати; едва ли она была готова к материнству.... так же, как и я был не готов стать отцом. Тем не менее мы выполнили свой долг, и в надлежащее время появился Рауль. Иветте это стоило жизни. Так я и стал вдовцом.