За день до отъезда я отправилась туда. Я поднялась на холм, с которого были видны владения Сент-Аланжеров. Деревня находилась почти вплотную с фабрикой; маленькая речушка обегала каменные здания и спускалась под мост. Прелестный пейзаж для картины.
Разглядев шпиль церкви, я направилась к ней. Здесь было безлюдно. По-видимому, в это время все находились на работе. Около церкви я спешилась и привязала лошадь. Мои шаги гулким эхом разнеслись по каменным плитам. Я с благоговением рассматривала церковь, зная, что много раз здесь стояли на службе мои бабушка и мать. Взгляд мой задержался на великолепных витражных окнах. Вот витраж с изображением Иессея, подаренный Жаном Паскалем Сент-Аланжером в шестнадцатом веке; а это – сцена из притчи о земных благах, – дар, преподнесенный Жаном Кристофом Сент-Аланжером сто лет назад. А вот Сент-Джон, баптист. «Подарок Альфонса Сент-Аланжера». Я замерла, глядя на это имя. Мой дед! Я вспомнила, что говорил о нем граф, и не смогла сдержать улыбки.
Имя Сент-Аланжер встретилось мне несколько раз. Они поддерживали церковь уже несколько столетий. Я знала, что нарушила границы частных владений и не должна здесь находиться. Отец был бы недоволен. Интересно, что сказал бы мой дед, если бы узнал, что я посмела зайти на его территорию.
Мне вдруг стало жарко, и я сняла шарф. Я рассмотрела резной алтарь, аналой... – еще один подарок моего благочестивого деда. Повсюду были свидетельства его щедрости.
Это была его церковь. Должно быть, в замке есть своя часовня, поэтому граф здесь никогда не бывает. А если в том легкомысленном разговоре он высказал свои настоящие убеждения, то, скорее всего, он вообще неверующий.
Я вышла из церкви и направилась к кладбищу.
Многие могилы украшали резные ограды. Повсюду были изображения ангелов и фигуры святых. Некоторые из них были такими большими и так искусно выполнены, что, казалось, вот-вот заговорят.
Я не думала, что найду могилу своей матери среди этих многочисленных захоронений, среди которых самыми великолепными были те, что принадлежали моим предкам. На многих надгробиях встречалась фамилия Сент-Аланжер. Я подошла рассмотреть поближе особенно красивую могилу. Марта Сент-Аланжер, жена Альфонса, 1842-1870. Моя бабушка. Она умерла молодой. Видимо, рождение детей и жизнь с Альфонсом сделали свое дело. Я пошла дальше и уперлась в могилу Элоизы. Здесь не было ни статуй, ни надгробия с орнаментальной резьбой. Это была небольшая, ничем не примечательная могила, но за ней, очевидно, кто-то ухаживал. В белом горшке росли бледно-розовые розы. Бедная Элоиза! Как же она должна была страдать. Я подумала о графе. Конечно, это мог быть и не он. Несправедливо обвинять именно его в трагедии. У меня не было никакого повода так думать, кроме его легкомысленного характера. Элоиза была красивой девушкой, и его самолюбию наверняка бы польстило соблазнить красавицу из вражеского клана.
Я прошла дальше. Наконец я нашла могилу матери – она находилась в той части кладбища, что победнее. Простой могильный камень с надписью: «Мари-Луиза Клермонт. Умерла в возрасте 17-ти лет». От внезапно нахлынувших чувств у меня подкосились ноги. Сквозь пелену слез я увидела рядом с камнем цветущий розовый куст.
Ее история не так уж отличалась от истории Элоизы. Но, по крайней мере, моя мать умерла естественной смертью. Я была рада, что она не покончила жизнь самоубийством. Это я украла у нее жизнь. Будь она жива, мы были бы все вместе – она, бабушка и я. Бедная Элоиза не нашла в себе сил жить дальше. Она находилась в другом положении, хотя начало ее истории было таким же, как у моей матери, и ее тоже бросил возлюбленный. Это должно быть уроком всем нам, слабым доверчивым женщинам.
Постояв еще немного, я пошла назад к церкви, где оставила Маррон. Проходя мимо участка Сент-Аланже-ров, я вдруг увидела у могилы Элоизы мужчину и испуганно отпрянула назад.
Он поздоровался, и я с некоторой задержкой ответила на приветствие.
– Хороший день, – сказал он. – Вы заблудились?
– Нет, решила заглянуть в церковь. Я оставила лошадь у входа.
– Хорошая старинная церквушка, правда?
Я согласилась.
– Вы не живете здесь. – Он вгляделся в меня внимательнее. – Кажется, я знаю, кто вы. Вы, случайно, не гостите на виноградниках?
– Да, – ответила я.
– Тогда вы дочь Анри.
Я кивнула, заметив, что он немного волнуется.
– Я слышал, что вы приехали, – сказал он.
– А вы, должно быть... мой дядя.
Он кивнул.
– Вы такая же, как ваша мать... вы настолько похожи, что в первый момент мне показалось, что это она.
– Мой отец тоже находит, что между нами есть сходство.
Он опустил взгляд на могилу, у которой стоял.
– Вам нравится здесь?
– Да, очень.
– Жаль, что все так случилось. А что мадам Клермонт, здорова?
– Да, она сейчас в Лондоне.
– Я слышал, у вас – салон. Наверное, процветает.
– Мы открыли филиал в Париже. Завтра я туда возвращаюсь.
– Вас зовут мадам Сэланжер?
– Да.
– Конечно, я знаю вашу историю. Вы воспитывались у них в семье, а потом вышли замуж за одного из сыновей. За Филиппа, надо полагать.
– Вы очень хорошо осведомлены. Да, вы правы. Я вышла замуж за Филиппа.
– И теперь вы – вдова.
– Да, уже двенадцать лет.
Шарф зацепился за куст ежевики и выпал у меня из рук. Он поднял его. Шарф был шелковый, бледно-лиловый, из тех, что мы продавали в салоне. Он пощупал фактуру ткани и пристально посмотрел мне в лицо.
– Красивая ткань. – Он все еще не выпускал его из рук. – Простите. Не могу равнодушно видеть шелк. Ведь мы здесь живем им.
– Да, конечно.
– Этот шелк очень высокого качества. Полагаю, это – тот самый «Салонный»?
– Да, это он.
– Замечательная выработка. На рынок еще не попадало ничего подобного. Наверное, это было изобретение вашего мужа. Мы знаем, что впоследствии он запатентовал его как собственность Сэланжеров.
– Изобретение действительно сделано Сэланжером, только не моим мужем. «Салонный» – исключительная заслуга Чарльза.
Дядя поднял на меня удивленный взгляд.
– Я всегда считал, что это сделал ваш муж. Вы уверены, что здесь нет ошибки?
– Конечно, уверена. Я прекрасно помню, как это было. Мы все удивились тогда, потому что Чарльз никогда особенно не интересовался шелком и уделял мало внимания семейному бизнесу. А для моего мужа это было делом всей его жизни. И если кто-то и мог сделать открытие, то это должен был быть Филипп. Однако этим блестящим изобретением мы обязаны Чарльзу.
– Чарльзу, – повторил он. – Он сейчас является главой производства?
– Да, оно должно было перейти к ним обоим, а когда мой муж... умер... Чарльз стал единоличным владельцем.
Он молчал. Я заметила, что он страшно побледнел и руки его дрожали, когда он отдавал мне шарф.
– Это могила моей дочери, – сказал он, глядя мне в лицо.
Я соболезнующе склонила голову.
– Это было для нас большим горем. Она была красивая, нежная девушка... и умерла.
Мне захотелось как-то утешить его; у него был совершенно расстроенный вид. Неожиданно он улыбнулся:
– Было интересно побеседовать с вами. Жаль... что я не могу пригласить вас к себе.
– Я понимаю. Мне тоже было приятно встретиться с вами.
– Значит, завтра вы уезжаете?
– Да. Возвращаюсь в Париж.
– До свидания, – сказал он. – Я многое... узнал для себя.
Он медленно пошел к дому, а я вернулась к Маррон.
Последний вечер мы провели в гостях у Урсулы и Луи в их небольшом домике.
Это был приятный вечер. Урсула сказала, что она всегда радуется приезду Анри, и надеется, что теперь, побывав здесь, я тоже буду приезжать сюда вместе с ним.
Я заверила их, что мне здесь было очень интересно, а потом призналась, что ходила на могилу матери и встретила там Рене. Отец начал было меня укорять, но тут же спохватился.
– Бедняга Рене, – сказал он. – Иногда мне кажется, он жалеет, что ему не хватило мужества порвать с отцом.