И что же теперь? Она решила отомстить? Наказать его таким образом? Как будто мало того, что он изгнан, выброшен прочь, обречен на старение и смерть, да, в придачу ко всему, вынужден служить глупой смертной, которая ничего не видит без своих дурацких стекляшек!
Томте вспомнил про очки, все еще лежащие в кармане рубашки, и, со злостью выхватив их, не задумываясь швырнул вниз с антресоли.
Дзынь!
Старая женщина, все еще копавшаяся в каких-то коробках с тряпьем, жалобно охнула. Должно быть, они шмякнулись прямо у нее перед носом.
— Да как же это?.. Где ж вы были? Ну что за напасть?
Йеллу на секунду стало ее жаль. Но себя ему было жаль намного больше, и для посторонней жалости места почти не оставалось.
Женщина еще какое-то время причитала, возилась с разбитыми очками, охала и цокала языком. А потом, к легкому ужасу Йеллу, обернулась как раз в его сторону (скорее всего, это вышло у нее случайно, но эффект получился прямо-таки оглушительный), уперла руки в боки и рассерженно заявила:
— Я знаю, это ты, брауни. — Понятное дело, она считала его брауни, о томте они тут, небось, и не слыхали. — Ты взял мои любимые очки, и ты разбил их. Злой, вредный брауни! Я всегда старалась быть с тобой доброй и заботливой, а ты — вот так ты мне платишь! Убирайся из моего дома немедленно!
Томте едва не задохнулся от ярости. Ее дома! Он тут хозяин! Захочет и сам ее выгонит!
«…тебя выгнали из Маг Мэлла, и теперь ты вынужден служить смертной женщине за кусок пирога», — прозвучало в голове.
Напрасно он врет самому себе. Что он такое без дома? Чужого дома, хозяином которого себя считает. И что он будет делать, если старая женщина перестанет его кормить? Красть еду? У нее? У соседей? У кошек под дверью дома? Он никогда не был здесь хозяином. Нигде не был. Он и себе самому не хозяин.
— Ну и уйду! — уже вовсе не таясь, заявил с антресолей Йеллу.
Плевать! Если она и расскажет кому, что своими глазами видела белобрысого человечка, спрыгнувшего с антресоли, все сочтут ее чокнутой старухой. А если и не сочтут — тоже плевать! Даже если его превратят за это в крысу и заставят прятаться в канализации — плевать! Йеллу спрыгнул вниз и демонстративно вышел в дверь — пошла она к троллям на ужин! Она тоже никогда не ценила его, как и все остальные.
Утро в сером людском городке оказалось неожиданно серым и людным. А еще — мокрым и дождливым. Небо опиралось немытым толстым брюхом о горбатые крыши, под ногами уже чавкала свежая грязь, бурая и жирная, за ворот упрямо лилась холодная вода. Томте брел по улицам, не оглядываясь и не разбирая дороги. В Маг Мэлле все не так. Дождь идет только тогда, когда тебе этого хочется, и всегда теплый, приятный, сладкий на вкус. Ветер ворошит волосы, как ласковая подружка, а не хлещет плетьми, как королевские палачи. В Маг Мэлл ему нельзя. Он здесь навсегда. Пленник. Изгнанник. Неудачливый вор.
Йеллу обнаружил себя в дальней части городского парка, когда солнце высунуло краешек все еще бледного нордического носа из-за кисеи туч. Вода периодически лилась ушатами с веток разлапистых кленов и ясеней, раскисшая глина заглатывала ноги по щиколотку. Но тут по крайней мере не было людей. Томте отыскал маленькую, продуваемую насквозь беседку и свернулся калачиком на лавке. Не пойдет он ни к какой другой смертной. Ни к кому не пойдет. Он вернется в Маг Мэлл. И плевать на все. И на Ильтике тоже плевать.
Он вытащил из кармана заветный шелковый платок. Обида душила горло. Значит, так? Она же нарочно оставила его на виду, почти не прятала. Чтобы показать, что это ее рук дело. Чтобы сделать ему больно. Это все из-за нее, из-за ее закидонов, ее спеси! Она хотела короля — она его получила. А он, Йеллу, получил три сотни плетей и вот это! Грязь, дождь, холод и объедки со стола смертных!
Томте разорвал тонкую, как паутинка, ткань пополам, потом еще и еще, бросил наземь, втоптал в мокрую глину. Пропади ты пропадом, Ильтике!
Где-то поодаль орали дрозды, пронзительно, скандально. Выли и, по-видимому, дрались коты. Гудели чьи-то клаксоны…
Коты. Или кошки?
Йеллу подскочил, как ужаленный. Обычные коты воют совсем не так. Сам не понял, как оказался на детской площадке с горкой-«ракетой» и деревянными качелями. Детей после дождя еще не появилось, зато в мокрой песочнице, подпрыгивая и барахтаясь, яростно дрались те самые черные кат ши. Аж шерсть клочьями летела. Йеллу замер, отчаянно соображая, что ему делать. Если одна из них — лунантиши, а вторая — Ильтике, может быть, они дерутся… из-за него? Может быть, Ильтике и впрямь не виновата? Тогда… он должен помочь ей? Но которая из них? А вдруг Ильтике тут нет вовсе? Вдруг это просто ловушка? Очередная ловушка?