Выбрать главу

– Я не собираюсь ничего объяснять.

Он прислонился спиной к дереву:

– Вы затащили меня в такую даль, чтобы играть в молчанку? Ответы мне нужны для гарантии, иначе я не смогу принять решение.

Хармони встала:

– Значит, жизнь тебе не дорога?

– Дорога. Но может сложиться так что я не увижу ни денег, ни свободы.

Резко повернувшись, она отошла от него, достала из седельной сумки длинный ремень и вернулась.

– Глупый, упрямый богач! На ночь я привяжу тебя к дереву.

– Что ж, валяй, если тебе не терпится увидеть меня утром.

Привязывая юношу, Хармони вдруг ощутила запах дорогого мужского одеколона; элегантный покрой костюма и густые волосы пленника тоже произвели на нее впечатление. Она разозлилась на себя за непрошенные мысли и на холеного красавчика, туго затянула узел и поднялась на ноги. Он заложник, и ничего больше, к тому же слишком тупой и упрямый, чтобы по достоинству оценить сделанное ему выгодное предложение.

Возвращаясь к месту ночлега, она обернулась:

– Утром жду ответа. И запомни: долго церемониться с тобой я не буду.

Он кивнул:

– А ты запомни, что я заложник. Если будешь со мной плохо обращаться, я палец о палец не ударю ради того, чтобы тебе досталась пара паршивых центов.

– Ради пары центов не ударишь, но твоя шкура стоит дороже.

Она легла, сбросила маску и завернулась в одеяло…

Ночь выдалась холодная, земля затвердела, и Хармони не могла уснуть. Ей было так одиноко! Сколько бы она ни злилась, заложник задел ее за живое. Богач эксплуатировал и оскорблял их, и у нее не было причин испытывать симпатию к другому представителю этого племени. Да, но разве можно было сравнить заложника с Айшемом Торнбуллом? У них не было ничего общего.

Впрочем, какая разница? Никто из них не имеет права на ее сочувствие. Завтра мысли о заложнике вылетят у нее из головы, они разбогатеют и наконец-то обретут покой.

3

Тор спал урывками. К рассвету у него онемели руки, и юноша испугался, как бы они не отнялись окончательно Тело ныло от езды верхом, неудобной позы и пронизывающего холода. Всю ночь напролет он мечтал согреться у огня или под одеялом.

Он злился на себя. Ему казалось, что он куда выносливее. Его прозвали Викингом, но то ли учеба в университете превратила его в слюнтяя, то ли он действительно сильно переоценивал себя. Эти дети, несмотря на комплекцию и возраст, могли дать ему сто очков форы. Как же, оказывается, его избаловала жизнь!

Теперь, когда за ним перестали следить, Тор почувствовал себя беззащитным. До чего мерзко живется этим несчастным разбойникам! Черт побери, он что, сошел с ума, растерял последние мозги? Неужели он не в состоянии придумать, как освободиться? Заложник! Да он придушит этого главаря при первом же удобном случае!

Но сначала придется выложить деньги. Это приводило его в ярость. Ничего не поделаешь. Другого выхода нет. Что ж, он заплатит, но потом взыщет с них сторицей, не прибегая к помощи правосудия. Ему пришло в голову, что этим деткам самое место в приюте Флоры Маккаскар. Железная дисциплина и постоянный контроль живо собьют с них спесь. А он полюбуется, как их будут перевоспитывать.

Пока что Тору приходилось любоваться лишь рассветом и видом просыпающегося лагеря. Подростки потягивались, зевали, бросали на него короткий взгляд, быстро натягивали маски и бежали в кустики на другой конец ущелья. Тор бы с удовольствием составил им компанию, но будь он проклят, если попросит об этом!

Следовало бы поговорить с ними, попытаться наставить на путь истинный. Едва ли это даст что-нибудь, но попробовать можно. А вдруг ему удастся их убедить? Они ведь хотят жить на ранчо. Едва ли они представляют себе, как тяжела жизнь скотовода. Не дай им Бог убедиться в этом на собственном опыте.

Он следил за главарем. Тот вернулся, соорудил костер и принялся что-то варить. Только сейчас, при свете дня, Тор обратил внимание на его грациозные движения, тело больше похожее на девичье, чем на мальчишеское, и впервые заподозрил, что среди бандитов есть особы женского пола. До сих пор он считал их всех грубыми и хулиганистыми пареньками, но бандиты вели себя в удивление послушно и мирно, так что он не знал; что и думать.

Сидя под деревом, Тор смотрел на собравшихся у костра «Бешеных малолеток». Они передавали друг другу кружки с водой, кивали и тихонько переговаривались сквозь заглушавшие голоса маски. Банда девчонок промышляет на Диком Западе? Чушь, не может этого быть! Он усмехнулся и отогнал от себя идиотскую мысль.

Его умная, решительная, сильная сестра Дейдра была суфражисткой,[6] но это не мешало ей оставаться женственной. Невозможно представить себе, чтобы она, взрослая, отправилась грабить поезд даже во имя принятия закона о всеобщем избирательном праве. Должно быть, он ошибся. А если нет?

Что бы стало с дамами в жестких корсетах, платьях до полу и дорогих шелках, попробуй они напасть на поезд? Да в такой одежде они и бегать-то толком не смогли бы, не то что грабить! И, черт побери, уж подавно им не пришло бы в голову броситься на мужчину. Леди никогда не взяла бы в заложники ни мужчину, ни кого-нибудь другого…

Он вспомнил о женщинах, борющихся за право голоса, равенство перед законом, возможность самим выбирать себе профессию и место работы. Если им удастся добиться своего, исчезнет само понятие «дама», даже «дама сердца». Мир изменится коренным образом. С первых лет жизни мальчиков приучали к мысли, что настоящий мужчина должен держать женщин в узде. Если бы они этого не делали, то как могли бы без опаски присваивать себе все самое лучшее?

Впервые он подумал о том, что следовало бы серьезно поговорить с Дейдрой. Он бы еще понял, если бы некоторые дамы голосовали, прислушиваясь к советам мужей, но если каждая женщина в этой стране будет отдавать свой голос комy попало, начнется черт знает что. А мысль о том, чтобы соперничать с женщинами при приеме на работу, вообще не зла ни в какие ворота. Мужчинам свое, а женщинам свое. Ему нравилось ощущать превосходство, и он не собирался оставаться со своим положением, что бы там ни думала суфражистка сестра. Тор нахмурился и пришел к выводу, что не мог попасть в плен к компании девчонок. Мужское самолюбие не могло с этим смириться. Он посмотрел на главаря и крикнул:

– Эй, подойди сюда! Развяжи мне руки, а то они почернеют и отвалятся!

– Как только согласишься заплатить выкуп, тебя накормят завтраком и развяжут.

Хармони подошла к юноше, положив ладонь на торчавшую из кобуры рукоятку пистолета.

– Тебе не удастся удрать. Это же глупо. Хочешь, чтобы тебя схватили? Сыщики только и ждут, когда ты сунешь нос в Лас-Крусес, – беспечно сказал он, глядя на сидевших у костра подростков. – Слушай, я не шучу. Почему бы всем вам не вернуться домой, к друзьям и родным, которые будут заботиться о вас?

– Сладко поешь, богатей! – не скрывая насмешки, ответила Хармони. – Мы не привыкли к такой жизни. Вот получим твои денежки, тогда и подумаем, как их потратить.

– Вы же дети! Отцы и матери, наверно, с ума сходят от страха!

Хармони окаменела.

– Замолчи! Сам не знаешь, что мелешь!

Она оглянулась. Девочки тесно прижались друг к другу. Так и есть, слова этого дурака довели их до слез! Что он знает о жизни, ее боли и потерях, проклятый белоручка? В ее душе вновь вспыхнула ненависть. Она изо всех сил пнула Тора носком тяжелого ковбойского ботинка.

– Будь ты проклят! – зарычал тот, злобно глядя на девушку. – Не придумал ничего умнее, чем калечить заложника?

– Умнее всего было бы тут же всадить тебе пулю в лоб.

– Ну давай! Стреляй!

– Ни мне, ни тебе это не принесет пользы. – Она встала на колени рядом с Тором. – Если сейчас же не замолчишь, я заткну тебе рот.

– Ты хоть соображаешь, на что толкаешь остальных?

– Повторить еще раз? Ты не знаешь, о чем говоришь. А теперь заткнись, или я заставлю тебя замолчать.

вернуться

6

Суфражистки участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав, во второй половине XIX начале XX вв., распространившегося в Великобритании, США и ряде других стран.