— И еще одна вещь. — Мисс Анабел приостановилась, взволнованно коснувшись камеи, приколотой к ее высокому кружевному воротничку. — Вы не должны брать Неваду с собой в эти вертепы для азартных игр.
— Вот этого я не могу сделать, мисс Анабел, — решительно сказал Джонни. — Невада приносит мне удачу.
Они прибыли в Нью-Йорк в один из жарких и влажных дней конца июня. Мисс Анабел, из-за своего деликатного воспитания, чувствовала себя слабой и разбитой после длинной поездки в экипаже через весь Манхеттен, как и должна была чувствовать себя любая настоящая леди, так что сразу по прибытии в гостиницу «Сент-Николас» она отправилась в постель.
Невада, напротив, чувствовала себя прекрасно. Любопытной. Взволнованной. Возбужденной. Поездка в экипаже сама по себе была для нее волнующим приключением, поскольку она проходила по широким авеню, застроенным самыми высокими зданиями, которые она когда-либо видела. Невада вертелась, крутила головой, вытягивала шею, размахивала руками и хватала за руку Джонни, задавая тысячу вопросов.
Они оставались целую неделю в шумном городе, и Джонни, любовавшийся различными достопримечательностями Нью-Йорка много раз, был удивлен, найдя новое удовольствие в знакомом городе, когда он сопровождал двух благоговейно замирающих, испуганных женщин. Утренние прогулки по Галерее искусств Нью-Йорка, поездки на пароме на Стейтен-Айленд, завтраки в оплетенном виноградными лозами кафе перед Театром комедии, полуденные покупки в универмаге «Лорд и Тейлор» с его паровыми эскалаторами и люстрами от Тиффани. А в сумерки они ездили в Сентрал-парк, потом обедали в ресторане «Дельмонико» и проводили вечера в знаменитых театрах на Бродвее.
И, конечно, ночные посещения «Моррисея», казино на Двадцать четвертой улице, известного во всем мире великолепно обставленными комнатами для игры и роскошными ужинами в буфете.
— Джонни, не можем ли мы остаться еще на неделю? — спросила Невада в их последний вечер в Нью-Йорке, зная, что продолжающееся в стране празднование столетнего юбилея достигнет кульминации в День Независимости. — Ты ведь прекрасно знаешь, что всего через четыре дня, четвертого июля 1876 года, будет сотая годовщина независимости нашего народа!
Джонни, сидя в мягком кресле перед высокими окнами просторного номера, лениво опустил газету:
— Я это знаю, Невада, но я заказал билеты на пароход на завтра.
— Ну откажись от них! Мисс Анабел говорит, что будут парады и пикники, духовые оркестры и фейерверк, танцы и толпы и я хочу остаться здесь.
Но Джонни оставался непоколебим: у него было дело в Великобритании.
— Мы отплываем завтра, — сказал он и снова углубился в чтение «Нью-Йорк геральд трибюн».
Невада угрюмо сидела между мисс Анабел и Джонни в просторном наемном экипаже, направлявшемся к реке Гудзон в теплое субботнее утро первого июля. Рассердившись на Джонни за его эгоизм, страстно желая остаться в городе на пышное празднование Дня Независимости, она игнорировала все его попытки завязать вежливый разговор и молча выражала свое возмущение. Она отказывалась даже взглянуть на достопримечательности, на которые он указывал по дороге, — Невада смотрела только на свои руки в перчатках, сложенные на коленях.
Но когда экипаж подъехал к пятьдесят первому пирсу и она почувствовала запах воды и услышала пронзительные крики кружащихся чаек, она не смогла удержаться, чтобы не посмотреть вокруг. Она сразу же увидела его — величественный пароход под названием «Звездный свет», стоящий в гавани; его шестидесятифутовый белый корпус сверкал в тусклом свете нью-йоркского солнца. И Невада забыла свое разочарование.
Волнение чувствовалось повсюду — коляски и ландо заполняли деревянную пристань, кучера, одетые в ливреи, помогали богатым леди в роскошных туалетах и господам выходить из модных экипажей. Багажные тележки, доверху нагруженные чемоданами пассажиров, прокладывали путь по деревянному причалу, и продавцы цветов и фруктов со своими лотками сновали в этой толпе.
Невада не смогла удержаться от улыбки, когда Джонни сначала помог мисс Анабел выйти из экипажа, а потом, обхватив руками ее талию и снимая ее с подножки, спросил:
— Ты простишь меня, если я куплю тебе фиалки на платье?
Внезапно почувствовав себя счастливой и уверенной, она захотела обнять его красивую шею и крикнуть: «Конечно, глупый! Я безумно люблю тебя, я простила бы тебе все, что угодно!» Но она не сделала этого. Хотя, конечно, безумно любила и собиралась заполучить его, даже если бы случился всемирный потоп или адское пламя встало на ее пути. Она была достаточно умна, чтобы понять, что она должна держать свои желания при себе. Пока.
— Покупай фиалки, а я подумаю, — застенчиво ответила Невада.
Усмехнувшись, он купил цветы, щедро наградив удачливого продавца. Мисс Анабел предпочла оставить свой корсаж в неприкосновенности, но Невада захотела приколоть букетик на платье и позвала на помощь Джонни.
Он повиновался. А когда он ловко прикреплял ароматные фиолетовые цветы к корсажу ее бледно-синего дорожного костюма, сердце Невады забилось сильнее.
— Каков ваш приговор, мисс Гамильтон? Смогли ли фиалки вернуть мне ваше расположение? — спросил Джонни.
Она не успела ответить, как четверо спешащих пассажиров, налетев на них, так толкнули Неваду, что она не удержала равновесия. Только мгновенная реакция Джонни спасла ее от падения, и Невада оказалась в его объятиях, прижатая щекой к льняному отвороту его кремового костюма.
— Проклятье! — сказала Невада в его грудь. — Они почти расплющили меня…
— Давайте поднимемся на борт, там поменьше народа, — торопливо сказал Джонни и, защищая ее рукой, повел ее и мисс Анабел по длинному трапу на блестящую палубу самого современного и роскошного океанского судна.
Пассажиры первого класса сновали по великолепному лайнеру водоизмещением в двадцать тонн, размещаясь в дорогих отдельных каютах, криками прощались с друзьями на берегу, входили и выходили в двери большого салона, переполненного детьми, камердинерами, горничными и чемоданами. Склонившись над перилами прогулочной палубы, отплывающие неистово махали остающимся на пристани, оглашая воздух криками и смехом. Беспрестанно хлопали пробки открываемого шампанского.
Невада быстро поняла, что они будут путешествовать в каюте первого класса, и упивалась своим открытием. Вежливый, одетый в форму стюард — стройный, с тщательно причесанными волосами под форменной кепкой — , провожал их к каютам и гордо рассказывал о пароходе «Звездный свет».
— На нем имеется полдюжины салонов, все в золоте, хрустале и зеркалах, и больше восьми сотен кают. Отдельные каюты, которые вы занимаете, самые большие на «Звездном свете» и имеют ванны с горячей и холодной водой, так что у вас не будет никаких неудобств в течение всего плавания. — Его глаза заблестели, когда он сказал:
— Невозможно отыскать более прекрасного судна, чем это, — гордость Атлантики, пароход «Звездный свет». Конечно, у нас прекрасная кухня, кушанья готовит целая армия французских поваров, и меню так разнообразно, что можно каждый раз заказывать новые блюда в течение всех девяти дней вашего плавания.
Стюард продолжал поучительный монолог, сообщая заинтересованным пассажирам, что им будут предоставлены все удобства. Что весь штат обслуги парохода к их услугам все двадцать четыре часа в сутки. Проведя их через широкий холл с обшитыми деревом стенами, он отпер дверь, поднял руку, приглашая их пройти вперед в большую светлую каюту, где уже стоял огромный букет свежесрезанных цветов, корзина с фруктами и большая бутылка охлажденного шампанского.
— Это — номер леди, — сказал стюард, пересекая застеленную ковром каюту, чтобы поднять занавеси над иллюминаторами. — Каюта джентльмена, — он поглядел на Джонни, — следующая дверь.
Заверив, что весь багаж будет вскоре поднят и горничная придет помочь с распаковкой, стюард показал Джонни его отдельную каюту. Джонни дал щедрые чаевые, и стюард ушел, сказав на прощанье: