— Кажется, мы пришли не вовремя, — также тихо сказала графиня. Ее охватил благоговейный трепет: Сандро репетирует, разве можно его отвлекать? Однако повернуться и уйти сейчас было выше ее сил. Его голос прочнее всяких пут удерживал ее.
Неожиданно дверь открылась и из дома выглянула Мара:
О, синьора графиня! Антонела! Я случайно посмотрела в окно и увидела вас! — она торопливо присела и отступила, приглашая их войти.
Нина во второй раз переступила порог этого дома. Казалось, здесь все, как раньше, и все же что-то было не так. Теперь дом был полон жизни. Солнце заливало мраморную лестницу, весело журчала вода в фонтанчике, из кухни доносился аромат сдобной выпечки, музыка наполняла все закутки. Графский палаццо показался Нине безжизненным в сравнении с этим маленьким домом.
На хозяйке был белый накрахмаленный передник и такой же белоснежный чепчик, рукава простой блузы закатаны выше локтя, руки перепачканы в муке. Очевидно, Мара вместе со служанкой занималась стряпней.
— Вы, должно быть, пришли к Сандро, — приветливо улыбаясь, проговорила она. — Сейчас я позову его.
— Нет-нет, — торопливо сказала Нина, — не отвлекай отца! Мне нужно с ним поговорить, но, прежде всего, мы пришли к тебе.
— Ко мне? — удивилась девочка. — Но зачем я вам?
Нина улыбнулась. Непосредственность Марии могла бы подкупить кого угодно.
— Мы же твои подруги, — напомнила Нина. — Вот мы и решили навестить тебя, а заодно, подарить вот это.
При этих словах Нины Антонела вынула из своей холщовой сумки небольшой мешочек и протянула его Маре. Та торопливо вытерла руки о передник и взяла подарок. В мешочке лежал отрез канвы и две дюжины бумажных пакетиков с цветным бисером.
— Ах, синьора графиня, — проговорила девушка, — Простите меня!
— Простить за что? — не поняла Нина.
— Ну как же! Я думала, вы недолюбливаете меня и пригласили к себе только потому, что дон Гаспаро ваш друг… Мне казалось, вы смотрите на меня всегда так строго, будто сердитесь за что-то. Я даже не поблагодарила вас, когда уходила… — Мара сделала неуверенное движение навстречу Нине и замерла в нерешительности. Графиня сама шагнула к ней и крепко обняла. “И ты прости меня, девочка, — мысленно сказала она, — я тоже думала о тебе совершенно непозволительные вещи!” К сожалению, Нина уже давно утратила былую непосредственность, некогда позволявшую и ей так же легко признаваться в ошибках.
Никто из них не заметил, что Сандро больше не поет, а стоит на верхней ступеньке лестницы и внимательно наблюдает за ними.
— Что же ты держишь своих подруг у двери? — наконец обратился он к Маре, спускаясь вниз.
Робость, охватившая Нину еще когда они только подходили к дому, при появлении Сандро усилилась. Как же она, наивная, посмела решать за них обоих? Почему она возомнила, что он обрадуется ее идее? И как теперь пережить неизбежный отказ? Не поднимая глаз, Нина ответила на его почтительное приветствие и пробормотала, что хотела бы поговорить об уроках музыки, которые желает у него брать. Опираясь на руку Сандро, она проследовала за ним в гостиную, располагавшуюся, как и остальные жилые комнаты итальянского дома, на втором этаже. Антонела, не подозревавшая о том, какие тайные мысли смущают Нину, задержалась с Марой внизу, подождала, пока девушка оставит в чулане свой передник и немного приведет себя в порядок.
Оказалось, что Нина Аристарховна с наперсницей не единственные гости в этом доме. В гостиной уже сидели мужчина и молодая женщина с сильно набеленным и нарумяненным лицом.
Мужчина оказался антрепренером одного из театров, а его спутница — певицей. Когда Сандро представлял их графине, владелец театра с достоинством поклонился, а певичка глупо хихикнула. Усадив Нину в кресло у окна, Сандро выразительно посмотрел на своего гостя, после чего тот стал прощаться.
— Но, Джованни, мы ведь только что пришли! — обиженно воскликнула певица. — К тому же мы так и не дослушали синьора Лоренцини! Возможно, он нам совсем не подходит!
— Мы спешим, Флора! — процедил Джованни сквозь зубы и крепко взял свою спутницу за руку — так, словно боялся, что она вырвется и убежит. А потом сказал, обращаясь к Алессандро, — Я оставлю партитуру, просмотри, подумай. Но все же рассчитываю увидеть тебя на репетиции.
Сандро проводил Джованни и Флору и торопливо возвратился в гостиную. В следующие несколько минут, которые понадобились Маре и Антонеле, чтобы запереть дверь и подняться наверх, Сандро и Нина чуть не задохнулись от поцелуя. Но когда девушки вошли в комнату, графиня восседала в кресле, а Сандро за фортепьяно.
— Давать вам уроки — большая честь для меня, — говорил он и выглядел при этом абсолютно спокойным, в то время, как губы и щеки Нины пылали. — Если вам удобно, я могу приходить по утрам, в понедельник, среду и пятницу. — “Когда твоего консула нет дома, а Антонела занята своими делами”, - мысленно добавил он.
— Да, мне так удобно, — отвечала графиня, млея от счастья. Наедине они не успели обменяться ни словом, но Сандро не отказывался, а ведь она этого так боялась! Возможно, чувство облегчения было тому причиной, а может быть, искренность Мары оказалась заразительной, потому что следующими словами Нина выдала себя с головой:
— Я опасалась, что вы не сможете выкроить для меня ни минуты времени, ведь вас, кажется, приглашают петь в театре?
Сандро удивленно взглянул на Нину. Не может быть, чтобы она серьезно так считала! Какие могут быть сомнения? При чем здесь театр и все остальные его дела? Даже если ему вообще не пришлось бы спать, разве отказался бы он от возможности видеть ее? Но ответить он не успел. Вмешалась Мара:
— О, синьора графиня, Сандро никогда не отказал бы ни вам, ни Антонеле, ведь вы мои подруги. Я обязательно уговорила бы его! А про театр он еще не решил, ему не нравится их прима!
Нина улыбнулась, Антонела звонко расхохоталась, а Сандро схватился за голову:
— У этой девчонки нет никакого почтения к старшим! Антонела, прими совет от умудренного опытом человека. Когда Господь даст тебе детей, не пытайся с ними дружить, а лучше шлепай каждое утро, иначе получишь то же самое, что и я! Моя дочь меня даже отцом не называет!
Мара в смущении вскочила и выбежала из комнаты.
— Я думаю, она уже раскаялась в своей болтливости, — сказала Антонела.
— Конечно, — вздохнул Сандро, — и теперь сама себя накажет. Хорошо, если только к вечеру выйдет из комнаты.
По всему было видно, что подобное случалось уже не раз, и он понятия не имеет, как ему быть дальше. Алессандро, конечно, замечательный отец, но он всего-навсего мужчина, где уж ему разобраться во всех тонкостях девичьей души! А ведь с девочкой достаточно лишь поговорить, она вовсе не испорчена, просто чересчур импульсивна. Нина с удовольствием взяла бы на себя этот труд, если бы могла прийти в себя от жуткой боли, сдавившей ее сердце. Почему свой шутливый совет он адресовал одной Антонеле? Неужели она, Нина, кажется ему слишком старой и не способной иметь детей?
— Пожалуй, нужно поговорить с Марией, — сказала Антонела, — иначе она вообразит, что мы насмехаемся над ней. Все девчонки в таком возрасте ужасно глупы и ранимы.
— Да, Антонела, пожалуйста, поговори с ней, — попросил Сандро.
Как только дверь за наперсницей закрылась, он подошел к Нине.
— Неужели это моя дочь так расстроила тебя? — спросил он, когда Нина подняла на него свои огромные, наполненные слезами глаза. В двух бездонных синих озерах затаилось столько невысказанной печали, что он испугался собственного вопроса.
— Ты счастливый человек, Сандро, у тебя есть ребенок, — пробормотала она, отводя глаза в сторону. Так она собиралась уйти от ответа, но сообразила, что все равно уже проговорилась, поэтому спросила напрямик:
— Почему ты решил, что только Антонела нуждается в твоем совете по воспитанию детей?
И тогда он сказал ей то, чего, полагал, не скажет больше ни одной женщине на свете:
— Потому что твоих детей я хотел бы воспитывать вместе с тобой.
Больше у него не осталось тайн от этой женщины. Теперь он весь, полностью, находился в этих изящных белых ручках с тонкими музыкальными пальчиками. Куда подевалась его рассудительность, которую он воспитывал в себе столько лет?! И чем он, спрашивается, отличается от своей глупенькой болтливой дочери?