А вот Нина сразу впустила его в свою жизнь. Там, на празднике, его голос и ее слезы породили такое непостижимое единение душ, что сомнения, мучившие Сандро на протяжении месяца, улетучились, как дым. До той встречи он был уверен, что эта женщина боится его, ибо она убегала всякий раз, когда ему случалось попасться ей на глаза. Он понятия не имел, чем вызван ее страх, мог только предполагать, что тут постарались городские сплетники. Но когда Сандро увидел, как Нина откликается на его музыку, он понял, что препятствий на его пути нет.
Он безумно хотел этой любви, но довольно долго убеждал себя в том, что новое чувство не принесет ему ничего, кроме разочарования. И все же его отчаянная борьба с самим собой оказалась безрезультатной. Сандро понял это, когда, по приезде из Вены, спешил в графский палаццо за Марой. А еще через несколько дней, когда увидел, как Нина обнимает его дитя, он полностью и безоговорочно сдался на милость победителя.
Перед первой репетицией с оркестром Флора закатила Джованни истерику:
— Заставь Лоренцини сбрить бороду! В таком виде он не может играть Тамино. Он выглядит не как принц, а как неотесанный мужлан! Я не могу изображать страсть к человеку, который мне совсем не нравится в жизни!
— Значит, ты плохая актриса, — отрезал Моретто. Его уже начинали злить эти бессмысленные придирки.
Но Сандро и сам мог отстоять свою бороду. Он уже знал все слабые стороны своей партнерши.
Флора была, бесспорно, красива, но она не имела ни малейшего понятия об актерской игре, не умела даже правильно двигаться. Во время музыкального номера она предпочитала стоять на одном месте, у самого края сцены, время от времени принимая выигрышные позы. Голос у Флоры был довольно приятный, но недостаточно сильный. А если она начинала форсировать его, то могла сорваться на визг. Этим Сандро и воспользовался. Как только начался их первый дуэт, он покинул свою партнершу, отошел в глубь сцены и запел чуть громче. Флора была вынуждена, обращаясь к нему, отворачиваться от зрителей. Этого оказалось вполне достаточно. Теперь в зале ее практически не слышали. Джованни поначалу не обратил на это внимание, он любовался великолепной фигурой певицы, четко обозначившейся на фоне темных декораций. Флора первая почувствовала подвох и, пытаясь выпутаться, повысила голос. К концу дуэта она уже визжала вовсю.
Как только смолкли последние звуки аккомпанемента, из оркестровой ямы послышался шепоток: оркестранты без стеснения обсуждали неудачу примадонны. Дирижер, красный от негодования, несколько раз оглянулся в зал, а потом принялся яростно листать партитуру, стоявшую перед ним. Делать вслух замечания возлюбленной хозяина он не рискнул, а в действиях Лоренцини не усмотрел никакого злого умысла. Каждый певец старается выставить себя в наиболее выгодном свете. Ничего не мешало Флоре последовать примеру партнера и стать там, где ее могли бы услышать лучше всего.
Моретто сидел, как на иголках. Его драгоценная Флора не справилась с простейшим дуэтом, напоминающим обычную куплетную песню, с тем дуэтом, который венские девчонки и мальчишки распевают на каждом углу! Он так и не понял, в чем дело.
— Это Лоренцини во всем виноват! — кричала разъяренная певица в ответ на недовольство своего любовника. — Он должен стоять рядом со мной, как было на спевках, а не бродить по сцене!
Сандро пожал плечами и встал рядом с ней. Он уже сделал все, что хотел.
Второй раз у нее получилось еще хуже. Она никак не могла взять себя в руки. Ей явно не хватало профессионализма.
— Тебе придется выбирать, Флора, — сказал ей в перерыве “неотесанный мужлан”. — Или ты будешь мешать мне и провалишься сама, или мы работаем вместе.
Она была стервой, но не дурой. Терцет с Зарастро прозвучал вполне сносно. А торжественный дуэт “Сквозь дым и пламя” заслужил аплодисменты оркестрантов.
— Нет, должен быть еще какой-то секрет, — задумчиво проговорила Нина, обращаясь к своему учителю. Она сидела на диване, поджав под себя босые ноги, и грызла кончик карандаша, глядя в нотную тетрадь. Сандро очень нравилась ее поза, но Антонелу она, безусловно, шокировала бы. — Объясни мне толком, что ты делаешь с нотами. Как у тебя это выходит?
Чем старательнее она училась сочинять музыку, тем хуже у нее получалось. Мелодии, звучавшие в ее сердце, не желали подчиняться никаким законам. Когда речь заходила о правилах, ее музыка просто исчезала, превращаясь в скучный набор нотных знаков на разлинованной бумаге.
Сандро на мгновение задумался, как бы это попроще объяснить:
— Я стараюсь не думать о том, что получится в итоге…
Это была неправда, он всегда точно знал, что ему нужно, но Мара, когда пекла булочки, чаще всего именно так и поступала. У нее каждый раз получалось иначе, но всегда очень вкусно. Подумав, Сандро решил, что опыт его дочери вполне сгодится для Нины.
— Я просто играю с нотами. Разбрасываю их, собираю в кучу, нанизываю на нитку, как бусы, переплетаю, связываю и снова рассыпаю. Получается музыка.
От удивления она перестала грызть свой карандаш, а затем рассмеялась:
— Ты шутишь! Ты смеешься надо мной!
— Представь себе, нет! — Сандро никогда не задумывался о том, как у него получаются песни, но что же еще есть творчество, если не игра? — Сейчас я тебе продемонстрирую, что получается, если действовать таким методом.
И он спел ей ту свою, самую первую, песню. Про любовь и забытый пастушеский долг.
Нина хохотала так, что у нее на глазах выступили слезы. Наконец-то его произведение встретило достойного слушателя, воспринимающего жизнь точно так же, как автор!
— А я думала, у тебя так хорошо получается, потому что ты влюбляешься в каждую свою песню!
А вот это самая суть! Каждая песня порождала в нем душевный подъем, сравнимый разве что с любовью.
На прощание Сандро сказал своей ученице:
— Забудь все, чему я учил тебя до сегодняшнего дня. У тебя есть воображение и чувства, больше ничего и не нужно. Если хочешь писать музыку, — пиши, не обращая внимания ни на что.
Нина послушно кивнула. Именно так она всегда и делала. У нее была целая папка исписанной нотной бумаги, которую она никогда никому не показывала. Но теперь она покажет свои творения Сандро, когда он придет в следующий раз. Послезавтра, через целых сто лет!
Ответ, которого Сергей Андреевич ожидал с таким нетерпением, прибыл через два месяца. Оно и понятно, не до шелка сейчас было в Петербурге, там готовились к коронации. И то приятно, что о Милорадове не забыли и заслуги его отметили.
Канцлер писал, что к ним, в Геную, направляется судно “Борисфен”, на котором господин Милорадов должен лично доставить завербованных шелководов в Севастополь, а затем явиться в столицу для беседы с императором. Консульские обязанности, вплоть до нового распоряжения, возлагались на господина Киселева. Значит, у министра не было намерения возвращать Сергея обратно! Все складывалось даже лучше, чем можно было ожидать.
Прибытие корабля ожидалось во второй половине мая. До той поры все завербованные должны собраться в Генуе. Киселев вновь отправился на Корсику. А Сергей приступил к выполнению последней части своего плана.
К сожалению, он еще не имел права открыто сделать Нине предложение. Срок траура не истек, она не сняла черного платья. Ох уж эти условности! Но, ничего не поделаешь, приходится с ними считаться. Жаль только, у Сергея больше нет времени ждать. Но можно уговорить ее возвратиться в Россию на “Борисфене”! Если он ей это предложит, Нина все поймет. Может, поломается чуть для формы, но потом согласится, все женщины таковы.
Время для разговора он выбрал идеальное. Это был вечер премьеры. Антонела и все, без исключения, итальянские слуги, ушли в театр. В палаццо не осталось никого, кроме Сергея, Нины и Харитона, которому было велено сторожить входную дверь.
Где это видано, чтобы чернь наравне с господами в театр ходила? Весьма неразумно со стороны графини было отпускать слуг, Сергей так и сказал ей об этом. Дом, в случае чего, защитить некому. И помощи не дозовешься. У соседей ведь тоже нет никого, кроме старого тугоухого швейцара! Старик Лоренцини с Лидией, хоть как нос от сынка воротили, в театр побежали первыми. Антонелу, ввиду отсутствия Данилы Степановича, они пригласили к себе в ложу.